Старшая медсестра оправила халат и холодно посмотрела на Нильса.
— Почему нет? Я знаю имя, Торкильд Ворнинг. Он давно уже умер.
— Потому что каждый человек защищен законом.
Нильс послал ей самый настойчивый свой взгляд, и медсестра на мгновение заколебалась.
— Ну а если вы пойдете вместе со мной? Или, может быть, нам удастся уговорить врача спуститься туда и найти нужную папку, — Нильс сменил тактику и повысил голос: — Послушайте: мне необходимо спуститься в архив. Это дело крайней важности.
— Это же не я устанавливаю правила, — ответила она. — Медсестра может войти в архив только если ее послал врач, которому нужна определенная история болезни, — и то это бывает очень редко. И потом, сейчас ночь — рождественская ночь! Там закрыто.
Нильс вздохнул, признавая, что давить на нее бесполезно. Ясно, что так ничего не выйдет. Да он и сам хорош, нечего сказать — решил, что архив в подвале Королевской больницы, где хранятся истории болезней всех пациентов, открыт первому встречному, заходи, кто хочет. Забыл о том, что болезни, их лечение и причины смерти — это, пожалуй, самая оберегаемая личная информация. Нильс попытался представить, что сказал бы Каспер, если бы случайный прохожий зашел в участок и потребовал предоставить ему доступ к архиву.
— И вы не можете раздобыть ключ?
— Господин Бентцон. Вы не понимаете. Только два-три человека из многих тысяч работающих в больнице имеют доступ к архиву. Это вотчина Бьярне.
— Бьярне?
— Нашего архивариуса. Все пациенты, которые лежали здесь за последние семьдесят лет, регистрируются в архиве. Каждый анализ крови, который тут сделан, каждая крошечная таблетка, которую проглотил пациент, отмечаются в замысловатой системе, которая понятна всего нескольким людям.
— И Бьярне — один из этих нескольких?
— Он-то даже во сне там сориентируется.
— Для этого нужен какой-то пароль? Это же наверняка компьютерная база данных?
— Только после 2000 года.
— Что после 2000 года? — Нильс сам слышал, как нетерпеливо звучит его голос.