— А вы когда-нибудь говорили с ней о Расселе?
— Нет.
— Почему же?
— Я не видела смысла в таком разговоре.
— Полиция знала об их связи?
— Даже если и знала, то при мне они об этом не обмолвились ни разу.
— Почему же тогда вы сами не рассказали им обо всем?
— Потому что письма я обнаружила где-то через год, а к тому времени дело уже было закрыто. — Джинкс подергала себя за нижнюю губу. — Мне кажется, вы не совсем отчетливо представляете себе, что это такое — быть замешанным в расследовании уголовного преступления. В общем, это не слишком приятный жизненный опыт. И мне потребовалось бы что-то более значимое, чем пара старых любовных писем, чтобы заставить нас всех еще раз пройти через это испытание.
Доктор подался вперед:
— Получается, что последующие девять лет вы только притворялись, будто ничего страшного не произошло. И вот теперь, узнав о романе Лео и Мег, вы испугались, что история может повториться?
Джинкс ничего не ответила. Возможно, она поняла, как неубедительно сейчас звучит ее рассказ и каким странным кажется со стороны ее поведение при данных обстоятельствах.
— Так что же вы сделали, Джинкс?
— Я подумала, что будет лучше, если никто ни о чем не узнает. Поэтому, когда мы вернулись в Лондон, я попросила Лео позвонить родителям и попросить их никому ни о чем не рассказывать, пока для этого не наступит подходящее время. Я объяснила ему, что прежде мне надо обо всем переговорить со своим отцом. — Она подперла руками подбородок и удрученно принялась рассматривать узоры на ковре. — Но вот только я никак не могу припомнить, говорила ли я с Адамом или нет, поэтому не могу точно утверждать, что… — Внезапно она оборвала себя на полуслове.
— Вы не можете точно утверждать, подали ли вы ему повод для того, чтобы он убил их обоих.