— Бля-а-а… Бля-а-а…

— Он мертвый?.. Бля-а-а, он мертвый…

— Светка, че делать? Он сдох, Светка, а я пьяная в жопу… В жопу!.. У меня же прав нет… И машина Колькина… Бля, он меня убьет… Меня же посадят… Убьет, Светка, бля…

— Слушай, надо его это… Давай его туда вон оттащим, в кусты. Чтоб не увидели.

— Куда?

— Ну вон кусты! Просто кинем, чтоб это… с дороги чтоб не увидели… Не найдут… Не узнает никто вообще… Давай, вдвоем… Давай, берись…

Кирилл снова заорал что есть мочи — и снова горло с передавленными связками не издало ни звука. Он почувствовал, что его дергают за руки. Он хотел воспротивиться, но то ли у него не вышло, то ли на это не обратили внимания. Девки хватали его за запястья, за майку, хватались друг за друга, захлебывались пьяным ржанием.

— Бля, представляешь, нас бы щас увидели?.. И-ги-ги… Пьяные в говно, дохлого бомжа куда-то тащать… Ги-ги-ги, не могу…

— Такая жесть, га-га!.. Не видно, бля, ничего…

— Надо на мобилу снять, такой ржак!..

— Давай!.. Ну давай, ты чего… Помогай, га-га, он тяжелый… Пипе-ец, Олька…

— Такой камеди-клаб…

— Ну давай! Прикинь, сейчас поедет кто… А-га-га, я представляю!..

Он пытался сделать хоть какое-то движение, но ноги были многотонным волочащимся бесколесым прицепом, груженным болью, поднять голову не хватало сил, а за руки его тянули. Трещали ветки, шуршала листва.

— Ну че, ну хватит, что ли, не знаю, заебалась я…

— Светка, это… Мне хуево… Я блевать буду…

Некоторое время поблизости раздавались надсадные стоны, плеск и бессильный обрывочный мат. Кирилл скреб пальцами по траве, всаживал их, скрюченные, по третьи фаланги в рассыпчатую песчаную землю, ввинчивался в нее лбом — но больше не мог ничего.

— Ты где? Оль!.. А, вот ты… Не видно, блядь, ни хуя…

— Ой, слушай, как херо-ово мне… Че ты принесла?..

— Надо это… его полить… Если кто мимо пойдет — чтоб это, водкой воняло… Подумают, просто бухой…