Еще не придя в себя от шока после случившегося, он понял, что прежней Марии уже никогда не будет.
8
8
Когда Фабель возвращался по покрытому травой холмистому парку Маринфельд, было уже темно и в ночное небо с треском устремлялись искры большого костра.
— Не думал, что встречу вас здесь, — сказал Шольц, протягивая ему бутылку кёльнского пива.
— В больнице от меня мало толку. Я договорился, чтобы Марию перевезли в Гамбург. Понятно, что после того, как вы закончите следствие.
— Вообще-то совершенно не важно, где находится ее тело. Потому что ее разум и тело больше никак не связаны. Мне очень жаль, Йен. Честно.
— Спасибо, Бенни.
К ним подошла Тансу Бакрач. Фабель заметил, как Шольц тактично отошел в сторону, чтобы не мешать.
— Как вы? — спросила Тансу и накрыла его руку своей.
— Плохо. Хуже некуда. Я возвращаюсь в Гамбург. Но через неделю-другую вернусь, чтобы помочь Бенни все закончить. Послушайте, Тансу… насчет того, что случилось…
Она улыбнулась и кивнула на костер:
— Это «костер очищения», на котором сжигаются все грехи и глупости Безумных дней. Здесь и сейчас. Будь счастлив, Йен.
— Ты тоже, Тансу. — Фабель поцеловал ее и молча проводил взглядом: она направилась к друзьям, и в отблесках пламени ее фигура казалась особенно женственной.
Эпилог Гамбург
Эпилог
Гамбург
Фабель сидел с Марией у окна. Он держал ее за руку, но она смотрела в окно. Из него открывался вид на разные корпуса больницы и другие строения, а также большой треугольный газон, обсаженный деревьями, окружавшими больничный комплекс. За ним пролегала оживленная автострада, откуда доносились приглушенные звуки проезжавших машин. Фабель знал, что хоть взгляд Марии и устремлен на эту неказистую картину, она ее не видит. Он мог только предполагать, что было перед ее глазами. Может, это поле возле Куксхавена. Может, сад или какое-нибудь любимое в детстве место в Ганновере. Но чем бы это ни было, оно существовало только в ее воображении — мире, и в нем теперь протекала вся ее жизнь. Но Фабеля больше пугало другое — что Мария теперь вообще ничего не видит и внутри ее царит пустота.
Он продолжал с ней разговаривать, отметил, что в Гамбурге она выглядит лучше, а доктор Минкс снова займется ее лечением. Что управление полиции делает все возможное. Мария по-прежнему не отвечала и продолжала смотреть в окно на автостраду. А может, просто глядеть и ничего при этом не видеть. Фабель продолжал говорить о выздоровлении, но знал, что рассчитывать на него не приходится — во всяком случае, на полное. Он рассказывал о коллегах и понимал, что ей уже никогда не доведется работать с ними. Он говорил с ней с тем же нарочитым спокойствием, что и на поле возле Куксхавена, когда она лежала при смерти. Только на этот раз он понимал, что спасти ее не сможет.