Марк совершенно не сомневался: Жак Реверди жив.

А он — он уже мертв.

Он не подходил к телефону. Ни к мобильному, ни к городскому. Вскоре после полудня он ответил только на один звонок — от Венсана. Именно Венсан, вместе с Хадиджей, нашел его на лестнице в «Ле-Ремиз» и отвез в «Скорую помощь» клиники Кошен. Потом привез домой, совершенно бесчувственного, и уложил в постель, как младенца.

Марк поблагодарил его, но ни словом не обмолвился о деле Реверди. Судя по всему, до великана еще не дошли новости. В пять часов, повинуясь внезапному порыву, он ответил Ренате Санти, которая звонила уже пять раз. Он предпринял последнюю попытку избежать катастрофы.

— Надо остановить публикацию, — распорядился он без лишних слов.

— Простите?

— Надо все остановить.

Издательница расхохоталась:

— Вы с ума сошли? Почему?

— У меня есть основания.

— Это из-за смерти Реверди? Честное слово, Марк, я все меньше понимаю…

— Остановите публикацию!

— Это невозможно. С сегодняшнего утра книга уже поступила в продажу.

— Но ведь можно же остановить новые поставки?

— По магазинам уже развезли двадцать тысяч экземпляров. Марк, прекратите это ребячество. Я, в конце концов, рассержусь. Кстати, история с аварией в Малайзии — это просто замечательно. Нас засыпали просьбами об интервью и…

Марк бросил трубку. Он рухнул на пол. И несколько часов сидел там, совершенно раздавленный, слушая сообщения, накапливавшиеся на его автоответчике. Истерические требования Ренаты, повторяющиеся просьбы Венсана, атаки коллег-журналистов и — в довершение всего — неоднократные звонки Хадиджи, интересовавшейся его здоровьем.

Наконец, через задернутые шторы, он увидел, что наступила ночь. Он все еще не шевелился. У него даже не было сил сварить себе кофе. Он попал в собственную ловушку и испытывал от этого своеобразное облегчение. Он знал с самого начала: это все плохо кончится. Теперь оставалось только ждать смерти.

Ему ни разу не пришло в голову собрать чемоданы, попытаться сбежать. Так же, как не пришло в голову обратиться в полицию. Между тем это было бы самым правильным решением. Может быть, он не сумел бы сразу убедить легавых, но ведь он располагал солидным досье — в частности, письмами Реверди. Но эти документы свидетельствовали и против него самого: сокрытие доказательств, своего рода сообщничество… Он снова видел себя откапывающим труп на острове мертвых.

Да, он стал сообщником убийцы. Он мог бы помочь следствию, но ничего не сделал. Он мог бы сообщить дополнительные сведения родственникам погибших, помочь связанным с делом адвокатам, например, Шрекеру, но не пошевелил пальцем. Он предпочел писать свою книгу, не думая ни о процессе, ни о горе семей. Как законченный эгоист. «Пулицеровская премия отбросов» — вот чего он заслуживает. И вдобавок несколько лет за решеткой…