Вот и сейчас они, полуодетые, сидели перед телевизором, с открытой бутылкой дорогого белого вина на столике рядом с креслами, и собирались отправиться в постель по окончании очередной трансляции.
Вот и сейчас они, полуодетые, сидели перед телевизором, с открытой бутылкой дорогого белого вина на столике рядом с креслами, и собирались отправиться в постель по окончании очередной трансляции.
— Черт возьми, да это же ее шанс на спасение! — чуть не кричала жена режиссера. — Давай, Номер Четыре, не упусти его, действуй!
— Черт возьми, да это же ее шанс на спасение! — чуть не кричала жена режиссера. — Давай, Номер Четыре, не упусти его, действуй!
— Не права ты, ох как не права! — сурово отвечал муж, не отрывая взгляда от экрана. — Если девочка их не послушается, то, что они с ней сделают, мне даже трудно себе представить. Особенно если ее действия поставят их под удар. Если они испугаются, то в любую секунду могут…
— Не права ты, ох как не права! — сурово отвечал муж, не отрывая взгляда от экрана. — Если девочка их не послушается, то, что они с ней сделают, мне даже трудно себе представить. Особенно если ее действия поставят их под удар. Если они испугаются, то в любую секунду могут…
Он замолчал и устремил взгляд туда, куда указывала пальцем его жена: на экране было видно, как Номер Четыре поднимает обе руки к своему ошейнику, и это движение не могло не привлечь внимания большинства зрителей. Невидимый режиссер шоу включил сигнал с другой камеры, и теперь Номер Четыре была видна сверху и чуть-чуть сзади. Режиссер-зритель профессионально понял эту смену ракурса и жадно подался вперед, ожидая зрелищного поворота сюжета. Он сразу даже не понял, что его жена показывала ему на что-то другое.
Он замолчал и устремил взгляд туда, куда указывала пальцем его жена: на экране было видно, как Номер Четыре поднимает обе руки к своему ошейнику, и это движение не могло не привлечь внимания большинства зрителей. Невидимый режиссер шоу включил сигнал с другой камеры, и теперь Номер Четыре была видна сверху и чуть-чуть сзади. Режиссер-зритель профессионально понял эту смену ракурса и жадно подался вперед, ожидая зрелищного поворота сюжета. Он сразу даже не понял, что его жена показывала ему на что-то другое.
Дженнифер зажала медвежонка под мышкой и обеими руками вцепилась в ошейник. Она понимала, что ее выбор на данный момент ограничен тремя вариантами действий: начать шуметь, попытаться сбежать и — ничего не делать, лишь молясь о том, чтобы полиция все-таки нашла ее.
Что касается первого варианта, то именно «не шуметь» ее и просили похитители, причем весьма настойчиво. Кроме того, она очень сомневалась, что полицейские наверху услышат ее. Судя по тому, как серьезно подготовились мужчина и женщина к похищению и содержанию пленницы, они наверняка предусмотрели и такую опасность. За все время ее заточения до Дженнифер лишь изредка доносились какие-то посторонние звуки, поэтому она вполне обоснованно предположила, что дверь и стены комнаты почти непроницаемы для звука и ее крики так и останутся неуслышанными. Нет, о том, что заточенная в подвале пленница может начать кричать в самый неподходящий момент, похитители наверняка подумали и, следовательно, постарались подстраховаться таким образом, чтобы эмоциональный выплеск жертвы не подверг их опасности. Дженнифер поняла, что помочь ей спастись может только какая-то неожиданная выходка с ее стороны, какой-то непредсказуемый поступок.