Друзья Джона Чипвуда-Чипворда по яхт-клубу собрались на неофициальный вечер его памяти вместе с его друзьями из полицейского офицерского клуба на усиленно охраняемом полуострове Кэллэт-Айленд. Полицейские были молчаливы и подавлены, они потеряли еще нескольких за эти три дня, и никто не мог сказать, что эти потери были последними.

Моряки были тоже подавленными. Многие волновались за свои семьи и дома, куда они не могли вернуться с тех пор, как начались бои. Мало кто представлял себе размах хаоса, пожравшего город. Никто толком не знал, что сказать о Чипе. Викки встала и заговорила о том, каким он был легким в общении, каким уравновешенным и жизнелюбивым и как это помогало ему в работе и увлечении морем, и под конец повторила слова ее отца, что Чип был «прирожденным моряком». Она знала, что этого совсем недостаточно, но что можно говорить о человеке, умершем на боевом посту на переднем крае, когда будущее потеряно?

Лишь одной Мэри удалось произнести глубокую и человечную эпитафию после церемонии, когда они вышли на веранду яхт-клуба в тщетной надежде поймать освежающий ветерок.

— Чип был, — сказала Мэри, — самым галантным и тонким гуйло, какого я только знала.

Ледяной взгляд в сторону Викки дал ясно понять, на какой конец этой шкалы она поместила тайпана Макфаркаров, но Викки только кивнула в знак скорбного согласия. Чип казался таким чистым и невинным, несмотря на свою работу. Грация, изящество, подумала она, это, наверное, способность делать свою работу, не будучи отягощенным своими поступками. Ей стало жаль, что она не сказала этого собравшимся.

— За Чипа, — сказал Питер, поднимая бокал с кока-колой. Она не видела, чтобы он пил со времен начала беспорядков, — еще одно напоминание о том, как она ошибалась в отношении Мэри. Викки подняла свой бокал — ее кока-кола была теплой. Холодильники и кондиционеры в клубе работали плохо, а ремонтные рабочие застряли в Козвэй Бэе, где бушевавшая толпа осаждала «убежище от тайфунов». Это было скопище мужчин, женщин и детей, умолявших танка-рыбаков увезти их из Гонконга.

Они предлагали им золото, нефриты, дочерей, вдов, маленьких мальчиков. Никто не знал, куда они хотят плыть — только бы подальше отсюда, пока красная китайская армия не захватила улицы города. Колония гудела слухами: Вьетнам не примет беженцев — это месть за небрежность, с какой, по их словам, обращались с их беженцами в Гонконге в последние годы; Сингапур примет высококвалифицированных рабочих при условии, что им до тридцати и они откажутся от своего кантонского и перейдут на одобренный правительством путунхуа, но стариков вышвырнут обратно в море. Австралия вроде бы послала корабли, но их нет и в помине. В сущности, редко кто из танка был заинтересован в оплате, которую предлагали им пассажиры — у них были свои собственные семьи, о которых они тревожились, и им предстоял их собственный бесконечный и бесцельный вояж.