Моментами в воспалённом мозгу женщины возникали проблески здравого смысла, и тогда ей становилось ещё больнее от осознания того, что она натворила. Прихватив со стола бутылку, Надя, шатаясь, поплелась в гостиную и плюхнулась в первое попавшееся кресло и задремала.

Очнулась от того, что в холл с дикими воплями и причитаниями вбежала прислуга.

– О-о-ой, беда у нас, Наденька! Страшная беда! Хозяин-то наш, Олег Евгеньевич, кажись, преставился! Не дышит родненький, совсем не дышит! Ой, ой, что ж теперь с нами будет? Осиротели мы, матушка! А может, жив еще? Надо «скорую» вызвать!

– Да не вопи ты, дура! Спит он, наверное. Зачем нам «скорая», когда я сама тут врач?

Надя мгновенно пришла в себя.

– Послушай меня, Фрося! Даже если Олег Евгеньевич и преставился, то об этом не должна знать ни одна живая душа. Никто, понятно? Иначе мы точно пойдем по миру. А того хуже, лежать нам рядом с ним в могиле или жить с отрезанными языками…

– Да что ты такое говоришь, матушка?! – от дикого испуга и удивления домработница остолбенела.

– Что слышишь! – закричала Надя. – Будешь слушаться меня – будешь жить, а нет – пеняй на себя!

Услышав новую угрозу, домработница в полуобморочном состоянии грохнулась перед Надей на колени и снова истошно завопила:

– Не губи, матушка, я всё сделаю, что прикажешь! Не губи…и… и…

– Прекрати истерику! Мигом! – Надя поднялась с кресла и с размаха нанесла пожилой женщине пощечину.

Та завалилась набок и замолкла.

– Слушай меня внимательно, – свирепо прошептала Надя. – Сейчас ты пойдешь и прикажешь от моего имени двум бездельникам из охраны, чтоб шли по домам отдыхать. Они мне не нужны сегодня. И Олегу Евгеньевичу тоже. Затем обмоешь папеньку, завернешь его в чистые простыни и уложишь тело на каталку. Как только стемнеет, вывезешь каталку в дальний угол парка, где растут три ольхи. Потом возьмешь в гараже две канистры с бензином, дрова и разожжешь там большой костёр. Когда всё будет готово, позовёшь меня. Поняла, старая?

– Что ж такое творится, боже милостивый? Уж не сжигать ли ты собралась батюшку своего? Не по-христиански это! Бог покарает! – возопила прислуга. И тут же получила очередную звонкую оплеуху.

– Я тебя, кажется, предупредила! Ещё одно слово, и тебе конец. Да будет тебе известно, Олег Евгеньевич сам завещал похоронить его таким образом. Не верил он ни в бога, ни в чёрта, ни в свечу, ни в кочергу!

– Прости меня, глупую! Не буду больше, ей-богу, не буду, вот те крест! – Домработница трижды перекрестилась, затем с кряхтеньем поднялась на ноги и поспешила удалиться долой с глаз рассвирепевшей хозяйки. Бедная женщина окончательно убедилась, что Надя не шутит.