Тиба. Фунабаси. Такасаго. Токио. Пассан и Сигэру ехали молча — не в поезде же разговаривать. Наконец экспресс добрался до центра города, длинной иглой вонзившись в его сердцевину.

— Возьмем такси, — сказал японец на станции «Сибая».

Сибая — один из самых современных районов Токио. Пестрота неоновых огней, стеклянные фасады, магазины электроники, девушки, при одном взгляде на которых в голове само собой всплывает определение «каваий»,[32] — стереотипы, знакомые каждому. Но сегодня все вокруг — башни, вывески, автомобили, зонтики — терялось за пеленой дождя. Стук капель перекрывал шум уличного движения, грохот поездов метро, музыку, доносящуюся из лавок, гомон толпы…

— Подожди меня здесь, — крикнул Сигэру.

Пассан встал под козырьком магазина, торгующего сотовыми телефонами. И снова ему в глаза бросились приметы экономии: витрины, обычно ярко освещенные, тонули в тревожном полумраке, автоматы для продажи прохладительных напитков стояли с потушенными огнями. Многие лавки были и вовсе закрыты. Токио словно медленно приходил в себя после тяжелой болезни.

Полицейский расправил плечи и полной грудью вдохнул воздух Японии. Со всех сторон его окружали зонты. Огромные, как купола, разноцветные, как пляжные зонтики, или прозрачные, как кислородные палатки. Под ними угадывались жители Токио — торопливо шагающие служащие, девчонки в мини-юбках и ажурных чулках, озабоченные матери семейств, похожие на огромных черепах, несущих на плечах весь свой дом с чадами и домочадцами, «содза» — молодые тощие парни с вытравленными желтыми волосами, в сапогах крокодиловой кожи, казалось накачанные «колесами» и окончательно потерявшие душу в лабиринтах информационных сетей.

— Оливье-сан!

Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.

Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.

Они ехали примерно двадцать минут. Родители Наоко жили в квартале Хироо — неподалеку от того места, где располагалось посольство Франции. У Пассана сосало под ложечкой от голода, кружилась голова, но, как ни странно, он чувствовал себя счастливым. Его самого поражало, почему Токио — гигантский мегаполис с населением более чем тридцать миллионов — всегда производил на него впечатление гостеприимного города. Куда бы он ни пошел, какая бы толпа его ни окружала, каким бы безумным ни было движение на дорогах, здесь, среди подвесных мостов и непонятных иероглифических надписей, на него нисходило ощущение порядка и безмятежности.