— Ну, это легко проверить. Только зачем оно тебе?

— Наоко назначила встречу Аюми именно там.

Пассан дал Сигэру время переварить новость и лишь после паузы продолжил:

— Ты знал, что у твоей сестры синдром Майера-Рокитанского-Кюстера-Хаузера? Что у нее нет матки?

Брат Наоко чуть не подпрыгнул на табурете. Столики в баре стояли так тесно, что посетители могли без труда подслушать разговоры соседей. Но Пассана и Сигэру это не смущало. Они пользовались двойной защитой: с одной стороны, японской корректностью, с другой — возможностью говорить по-французски.

— Так ты знал или нет?

— Ну, слыхал что-то в этом роде.

— Твоя сестра не может иметь детей! — Терпению Пассана пришел конец. — И ты утверждаешь, что просто «слыхал что-то в этом роде»?

— Понимаешь, мы, японцы, люди сдержанные…

— Когда она родила Синдзи, тебя это не удивило?

— Меня тогда не было в Токио.

Опять эта манера уходить от прямого ответа.

— Хорошо. Когда тебе сообщили новость, что ты подумал?

— Да я сам тогда лежал в больнице. В специальной клинике. У меня был жуткий отходняк. После передоза…

Оливье наклонился поближе к собеседнику. Пора возвращаться к роли, которую он играет лучше всего.

— Не забывай, кто я, Сигэру, — сказал он и схватил шурина за воротник (здесь этот жест означал примерно то же, что во Франции удар кулаком в морду). — Я пока еще муж твоей сестры и к тому же майор полиции. Так что хватить вешать мне лапшу на уши.

У Сигэру дернулся кадык и глаза вылезли из орбит. Он беспомощно озирался в поисках спасения. Посетители бара начали проявлять признаки беспокойства. Пассан выпустил свою жертву.

— Я подумал, что медики изобрели какой-то новый трюк, — ответил Сигэру, поправляя воротник рубашки от «Лакост». — Мне… Я ведь ничего в этом не понимаю. Меня это не касалось.

Он махнул бармену, требуя еще бутылку пива, и принялся пить прямо из горлышка.

— Правду знает только мать, — признался он, ополовинив бутылку. — Но ее расспрашивать бесполезно. Она ничего тебе не скажет.