— Пока, к сожалению, не могу вам ничего сказать.

— Я вспомнила еще кое-что, — сказала она.

Он въехал в туннель и слышал ее плохо.

— Не думаю, что это имеет значение, — расслышал он перед тем, как снизить скорость, чтобы увеличить дистанцию до фуры с прицепом.

— Значение?

Она продолжала говорить. Между стенами туннеля фура гремела, как адский духовой оркестр.

— Все имеет значение! — крикнул он Анне Софии Рихтер. — Подождите секунду. — Он отбросил телефон, свернул на дополнительную полосу сразу за туннелем, съехал на обочину и включил аварийку.

— Все важно, — повторил он. — Расскажите, пожалуйста.

Ее голос донесся через пару секунд:

— Это случилось давно. Так давно, что я даже не писала об этом в списке, который вам отправила.

— Как давно?

— Поздним летом девяносто шестого. Или ранней осенью. Мы были пару недель на юге.

Роар выхватил ручку и какой-то конверт из бардачка:

— Как пишется название? Ма-кри-гиалос. На Крите. Что случилось?

— Однажды вечером мы пришли домой с ужина и нашли котенка. Кто-то подвесил его на веревке на нашу дверь. Голова с одной стороны была совершенно разбита. И глаза… Было очень неприятно, мальчики были еще маленькими. После этого мы не могли как следует спать там по ночам. Муж заявил в полицию, но, знаете, полиция там не совсем…

«Мертвая кошка, — записал Роар. — Повешенная на дверь».

— Я понимаю, что это никак не связано со всем, что случилось позже, но вы говорили про путешествия и неприятные случаи.

— Что вы сказали про глаза?

— Мой муж это заметил, я не в силах была разглядывать несчастное животное. Но оба глаза были искромсаны.

Роар застучал ручкой по конверту: