– Где? Нет никого.

– Вон там. Только что. Не видел, что ли? Вон у ангела с крестом, вон!

– Пить меньше надо. Да-а… Бодя. Помню, он мне в девяностом на Кубке так врезал…

– Вот теперь и ему кто-то врезал…

– Но ка-а-ак!

Сверкнул Юрия зрачками. Он безмолвен, но ушам оглохнуть не прикажешь, мозгам варить не откажешь, эмоциям бурлить не запретишь. Сверкнул, просверливая Стасика Ли: помнишь, Стасик, Пашу Климова? А Бодю, говорят, тоже отключили специфическими приемчиками. А ведь не любил ты его, Стасик, не любил! Школа ягуара, Стасик, да?

– Не по-христиански его… На третий день ведь. А его…

– Скорей бы уж все! Секут.

– Кто сечет? Чего ты трясешься?!

– Я знаю?! Секут!

Да. И не только мордоворот из толпы трясется: секут!

Тот же Юрия временами неуютно шеей ерзает.

Тот же Бакс – он здесь не главный (конечно, его место там, где он есть, но не здесь, тьфу-тьфу-тьфу!), он поодаль. Просто человек толпы. Да, мол, был у меня на службе Гуреев Б. И., да, печально, разумеется. Однако совсем ни к чему быть в центре, быть центром внимания. А ощущение, что – в центре.

Только чьего внимания? Ну полное ощущение, будто наблюдают за тобой – и не искоса, а в упор, пристально. Непонятно – кто?!

– Вон там. Только что. Опять. Не видел, что ли?! Вон у той плиты.

– Проспись! О! Черножопые что здесь забыли?! И Наджаф! Сам! Они что – издеваются?!

– Ладно, отложим разборки. Этих-то достанем еще. Где поминки-то? Водки хватит?

– Скорей бы уже. Флюс, кажется, дует.

– Не по-христиански, не по-христиански…

– Кончилось бы уже!