Светлый фон

Фрай наклонился, чтобы лучше рассмотреть гремучую змею. Она была большая, как мяч для игры в софтбол, с головой размером с кусок пирога. По ровной, бесцветной спине шла цепь черных бубен.

Берк подошел к следующей клетке, улыбнулся и сказал:

— А вот это, как общепризнанно, самая коварная змея на свете. Это королевская кобра, Чак, ophiophagus hannah. Они вырастают до восемнадцати-двадцати футов, но в моей Шарлотте всего двенадцать. В год погибает от укусов змей сорок пять тысяч человек. В это внесла свою лепту и шарлоттина порода. Они не агрессивны, это правда. На самом деле даже ленивы. Как я. Но если их разозлить, тогда держись! Давай, я тебя с не познакомлю.

Берк вытащил задвижку и распахнул дверцу. Постучал по стеклу костяшками пальцев и что-то сказал змее. Потом сунул руку и взял кобру посередине, приподнимая кольца и перекладывая в другую руку. Чем сильней он тянул, тем длиннее становилась змея. Потом он отступил, и кобра, постреливая язычком, всеми двенадцатью футами обвилась вокруг него, словно он был деревом.

— Шарлотта, — сказал Берк, — познакомься, это Чак Фрай.

Берк улыбался из-под бледно-зеленых плавных колец.

— Удалены ядовитые железы?

— Нет. Она заряжена, как мои пистолеты. Но она вполне дружелюбна. Хочешь подержать?

— Нет уж, спасибо.

— Не бойся, Чак. Ты ведь не хочешь оскорбить в лучших чувствах?

Берк взял змею, голова которой свободно покачивалась на весу, и перенес на плечи Фрая. Фрай почувствовал, как у него отяжелели ноги и зазвенело в ушах. Змея была холодная. Под кожей ощущались мускулы, точно, как механизм, набухавшие и расслаблявшиеся на его плечах. Фрай поддерживал левой рукой три последних фута ее длины. Шарлотта, изогнувшись, поднесла к нему туповатое, тяжелое рыльце и посмотрела ему прямо в глаза.

— Так вот, Чак, если Шарлотта метнется тебе в лицо, куда она и целится, ты закричишь, сбросишь ее, помчишься по лестнице и сдохнешь раньше, чем добежишь до патио.

Змея высунула беспокойный язычок и тут же убрала его.

В голове Фрая словно несся товарный поезд. Он чувствовал, как пот стекает по его спине и бокам.

Только не подавать вида, что я испугался, подумал он. Ведь Берку того и надо для полного счастья.

Когда он смотрел на Парсонса, ему было приятно, что самое сильное чувство, какое он испытывал, было не страхом, хотя и страх тоже был, но, скорее, он чувствовал обычный, рядовой гнев. Это было приятное ощущение — отчасти знакомое, отчасти новое.

— Рад это слышать, Берк.

— Ее яд относится к нейротоксинам — от него останавливается сердце и все движущиеся части и органы. Нервная система превращается в жижу. В Азии слон, наступивший на кобру, падает замертво через минуту. Это большая сила, Чак. Во Вьетнаме я использовал яд гадюки, который действует медленнее, зато страданий от него несравненно больше. Он пожирает твою плоть, мускулы, весь организм. Черт возьми, я многого добился на допросах при помощи моих друзей из холщового мешка. А еще клюшкой для гольфа, которой в то же утро мог разыграть партию в девять лунок.