Светлый фон

— Вот именно. Это всего лишь легенда, — осторожно поддакнул Алик.

— Не знаю, и да и нет, — замотала головой Оля. — Это сложно. Я совсем запуталась. Я не то чтобы верю в Шамбалу… я не могу в нее не верить. И потом, это мое странное состояние… А вдруг и правда оттуда может исходить какое-то воздействие? Как ты думаешь?

— Откуда — оттуда?

— Из Шамбалы.

— Так ты, значит, веришь, что она существует?

— Я же говорю, что сама не знаю. Разве такое исключено на сто процентов? Разве не могут люди развить свою способность догадываться, читать чужие мысли, внушать что-то другим? Эта способность существует в зачатке в каждом из нас! И могут быть еще другие способности, о которых мы пока понятия не имеем. Мы используем наш мозг в незначительной степени — это научный факт.

— Тебе нравится идея Шамбалы, страны людей с развитым мозгом.

— А тебе — нет?

— Мне тоже. Знаешь, как я себе это представляю? По утрам в Шамбале всему населению посылается в мозг сигнал на подъем. Радио там нет, оно не нужно. Все начинают день с гимнастики, как у нас. Только у нас гимнастика физическая, а у них мозговая…

Оля смеясь закрыла брату ладонью рот и запоздало упрекнула:

— Как ты мог позволить Назаровой называть тебя Зябой?

Алик освободился от ее руки и выкрикнул:

— К черту Назарову! Это меня от нее с апреля тошнит. Кончено с Назаровой.

— Правда? — обрадовалась Оля и пересела со стула на диван к Алику. Она обняла его и повалилась вместе с ним на подушку. — Зяба-зяба-зяба, зяблик мой, — прошептала она брату в ухо и прижалась к нему грудью. — Помнишь, как мы грели друг друга в блокаду зимой?

То, что произошло дальше, Оля не сразу поняла. Зяба — всегда пассивный Зяба, вдруг стиснул ее, перевернул на спину и впился в ее губы своими. Она почувствовала всем своим телом его возбуждение и стала вырываться.

— Ты сошел с ума! Ты что делаешь?

Брат держал ее. После нескольких попыток Оле удалось сбросить Алика с себя. Спрыгнув с дивана, она бросилась бегом к двери.

На следующий день Дима Завьялов передал Оле записку от Алика. Она пробежала глазами по строчкам:

«Ты должна меня простить. Я этого в себе не знал. Это было как взрыв. Я теперь буду начеку. Забудь о случившемся и будь, как всегда, сестрой. Ты для меня — все. А.» Оля порвала записку. Этого А. она ненавидела.

Шамбалу Оля больше не видела, смеяться и плакать перестала. Мрачная, она высиживала ежедневные лекции и семинары и, когда кончалось последнее занятие, в числе первых шла к выходу. Ее выступления на семинарах перестали вызывать любопытство: знание предмета она показывала, но оригинальных высказываний больше не делала.