Я дернул ногой машинально, инстинктивно. Я дергался и брыкался, как убийца с петлей на шее. Что-то тянуло меня вниз, и я в желании выжить стряхнул с себя смерть.
И тогда Марк взмолился о пощаде. Во всяком случае, именно так я истолковываю его последние слова перед тем, как мне удалось его отпихнуть: «Джолион, ты победил!»
LXV(iii).Мне показалось, во время падения Марк как-то странно изгибается, инстинктивно прикрывает голову. Нет, он не выкрикнул мое имя, падая с башни, Марк вообще не кричал. Он просто падал, вниз и вниз, две с четвертью секунды. В конце ему удалось как-то повернуть голову, и перед ударом о землю, увидел его лицо, а в самый миг удара — его широко распахнутые глаза. Марк как будто признавался, что очень боится умирать. И еще в его глазах застыло сознание ужасной несправедливости. Да, все получилось ужасно несправедливо, в этом он был абсолютно прав.
LXV(iii).Теперь я вижу перед собой его лицо каждое утро, каждый день. Сначала широко раскрытые, испуганные и обвиняющие глаза. Потом я слышу глухой удар. Его душа поднимается вверх, как порыв холодного ветра, и проходит сквозь меня. Вижу тело Марка в луже крови. В лунном свете кровь казалась черной. Еще миг — и его глаза закрылись.
LXV(iv).Внизу все стихло, люди на лужайке не понимали, откуда взялась смерть на дорожке, усыпанной гравием. Все молчали. Меня никто не замечал. Я кое-как перебрался на крышу.
LXV(iv).Только тогда раздались первые крики.
Сначала женские крики, а потом мужские. Кто-то то и дело поминал Господа Иисуса. Под их крики я спускался с крыши Большого зала. О чем я думал, какие мысли тогда мелькали у меня в голове? Не знаю, по-моему, там были не мысли, а просто порывы. Желание убежать, спрятаться. Я вернулся в часовню, спустился вниз по лестнице, вышел на передний двор, нарочно заставляя себя замедлять шаги, чтобы на меня не обращали внимания. И вдруг я заметил, как кто-то входит в парадные ворота. Конечно, напрасно я остановился, застыл столбом, пригвожденный к месту чувством вины.
Человек двигался мне навстречу и вдруг тоже остановился, как будто на месте преступления застали его, а не меня. Он быстро развернулся и заспешил прочь. Я сразу увидел бегающие глазки и узнал его короткие толстые руки и ноги. Коротышка!
Я судорожно хватанул ртом воздух, и он застрял у меня в груди как камень. А потом мною снова овладел порыв — бежать. Времени думать о Коротышке не осталось, я понимал: нельзя останавливаться. Моя задача — как можно скорее попасть на задний двор и добраться до шестого подъезда.