— Я звонил Коротышке, — продолжал Чад. — Они понимают, завтра мы ни на что не будем способны…
— Что-о?! — гневно вскричала Дэ. — Что ты сделал? Ты уже строишь планы? Но почему с Коротышкой?
Чад сглотнул слюну:
— Просто он подошел к телефону… Да они еще давно дали нам номер. Тебя тогда еще не было, Дэ.
— Он расстроен? Или беспокоился, как бы их не привлекли к ответу?
— Нет, — ответил Чад. — По-моему, он не был расстроен. И совсем не беспокоился.
Дэ вытерла глаза и покачала головой.
Джолион смотрел на них — на своих мучителей. Они переглядывались, не смотрели на него, не заметили выражения страха и ужаса на его лице, когда было произнесено имя Коротышки.
Чад нервно облизнулся и сказал:
— Значит, встречаемся в следующее воскресенье. Наверное, здесь, в четыре. Мы должны… нужно немного подождать, пусть пыль осядет.
— Пыль?! Пусть пыль осядет? — повторила Дэ. — Как мило, Чад! Ты имеешь в виду пепел после кремации?
— Нет, я… — Чад почесал затылок.
Джолион наблюдал, следил за ними. Если Коротышка все сказал Чаду, почему он сейчас ничего не говорит? И не бросает на него многозначительные взгляды? Чад вообще не смотрел на него, он говорил только с Дэ.
— Тебе известно, я выхожу, — сказала Дэ, обхватывая себя за плечи. — Как ты смеешь заикаться о своей поганой Игре?
— Слушай, Дэ, — сказал Чад, — мне действительно жаль. То, что я сообщил тебе по телефону, не должен был… то есть мы все сейчас ужасно расстроены.
Джолион сцепил руки на затылке. Неужели Коротышка ничего не сказал Чаду? Тогда еще есть немного времени, можно быстро что-нибудь придумать, найти выход. А если Коротышка ничего особенного не сообщил, то почему? Кстати, чего это он вертится постоянно в Питте?
— В самом деле, Чад? — вскинулась Дэ. — Ты ужасно расстроен? Интересно, почему?
— Из-за Марка, — ответил Чад с таким видом, как будто другого ответа на этот вопрос не существовало. Дэ смерила его тяжелым взглядом. — Конечно, из-за Марка, — повторил Чад, — из-за чего еще мне расстраиваться?
Джолиону показалось: Чад вот-вот заплачет. И вдруг… Чад не разрыдался, а коротко хохотнул, хмыкнул, как школьник, который нашел двусмысленность в учебнике. Джолион понимал — у Чада нервный смех, он знал: некоторые люди иногда вот так же нервно хихикают на похоронах, стыдливо закрывают лицо рукой. Подмена эмоций иногда бывает единственным спасением. Она нужна, чтобы не сломаться, не бить себя в грудь и не выть, не демонстрировать на публике свою боль…
Но Джолион сразу понял: Дэ ничего не заметила. Смех Чада вызвал у нее только потрясение и ужас. Что он за человек? Какое чудовище! Она вскочила и побежала к двери.