— И что мы делаем дальше?
— Поступим, как предложила профессор Марш: перешерстим всех знакомых Виккенгемов и посмотрим, — может, они нам что-то выдадут.
— Ежели они участвовали в этих вечеринках, то вряд ли им захочется нам помочь. Думаю, лучше сосредоточиться на старой экономке, на сыне и разыскать его подружку в санатории.
— Ты так думаешь, Тревис?
— Да.
— Я чувствую, у тебя вроде голос дрожит? Что случилось?
— Будет весьма полезно, если ты все-таки просветишь меня насчет того, какими сведениями ты располагаешь, — тогда, глядишь, и я смогу внести посильный вклад. Я сидела там, тупо лицезрея твое эффектное сообщение о том, что она была стриптизершей, с подробностями их бракоразводного процесса и с задержанием за проституцию. — Анна попросила у администратора свой ключ, все больше распаляясь. — Я знаю, ты любишь держать все при себе, — это твой стиль работы, но иногда все же не повредит поделиться информацией. Иначе от меня будет мало пользы.
— Думаешь, от тебя была бы там польза?
— Да! Знаешь — да! Хотя не уверена. Может, я бы чуть выдержаннее с ней себя вела и выудила бы это из нее.
— Выудила бы что? — спросил Ленгтон.
Анна вздохнула. Они зашли в лифт и поехали на третий этаж.
— Итак, сколько ей было лет, когда она вышла за Виккенгема? Восемнадцать? Девятнадцать?
— Да уж не такая молодая — ей было двадцать пять.
— Ага, почти как я. Она неоднократно задерживалась полицией — и тут она подцепила этого богатого, как Крез, англичанина, который, должно быть, и увез ее из Парижа. И умница-хирург тут, знаешь ли, ни при чем, тут главное — секс. Итак, она цепляет его, выходит за него замуж, рожает ему двоих детей…
Лифт остановился, но Ленгтон не вышел, а вместо этого нажал на кнопку ее этажа.
— Я думаю, Доминика не сказала ничего предосудительного о бывшем муже, — продолжала Анна, — потому что на этих их так называемых суаре[12] она играла определенную роль, и там было нечто большее, чем просто сумасбродство. Кстати, когда был арестован подозреваемый в убийстве Черной Орхидеи, жена представила его любящим и заботливым супругом, в то время как его обвиняли в приставаниях к дочери.
Она направилась к своему номеру, Ленгтон последовал за ней. Постель была не заправлена, поскольку Анна уже выписывалась из отеля, упакованный чемодан стоял, подготовленный к отъезду.
— Если наш подозреваемый — Виккенгем, — ответил Ленгтон, — то он одержим делом Черной Орхидеи. И поэтому само собой разумеется, что он заранее предупредил свою бывшую жену, чтобы она его выгораживала, и наказал ей никоим образом не выдать, что между ним и дочерьми была некая сомнительная связь. И стимул тут, я полагаю, деньги. В деле Черной Орхидеи бывшая жена убийцы разорилась и не могла платить за жилье. Не думаю, что Доминика так нуждается в деньгах, но она очень жадная дамочка, Виккенгем сам это сказал. — Джеймс сел на стул у окна, положив ногу на ногу, и стал постукивать ботинком по полу.