Но и этого еще мало. Теперь коллеги его гражданской жены подозревают его в соучастии в убийстве. Задним числом он горько сожалел, что с самого начала не объяснился с Фредрикой. Отчасти он списывал эту свою глупую ошибку на другие проблемы с Тувой. В его жизни просто не было места для двух таких серьезных подозрений, он не в состоянии был справиться с двумя сразу. Кроме того, о подозрениях в убийстве он узнал слишком поздно, чтобы успеть выработать к ним какое-то отношение. В голове у него была одна мысль, продиктованная паникой.

Нужно держать наготове паспорт, чтобы в случае необходимости немедленно покинуть страну.

Насколько дорого обойдется ему эта ошибка, об этом он даже подумать не решался. И его нисколько не оправдывало то обстоятельство, что он пошел за новым паспортом, поскольку его подозревали в другом преступлении. В убийстве.

В начале десятого за ним пришли – как сказал охранник, не из упсальской, а из стокгольмской полиции. Спенсер покорно проследовал в помещение для допросов, прекрасно понимая, о чем сейчас пойдет речь.

Женщина-инспектор стокгольмской полиции представилась как Сесилия Турссон. Вместе с ней в помещении находился ее коллега из упсальской полиции, который должен был присутствовать на допросе. Сесилия Турссон выглядела в глазах Спенсера типичным полицейским. Рукопожатие – пародия на обычное, слишком долгое и утрированно твердое. Если она надеялась таким образом вызвать к себе уважение, то ей это совершенно не удалось. Говорила она громко и с ударением на каждом слове, словно считала его тугоухим. В иной ситуации ее манера поведения вызвала бы у Спенсера улыбку, но сейчас только ухудшила его и без того плохое настроение.

– Ребекка Тролле, – проговорила Сесилия Турссон. – Насколько хорошо вы ее знали?

– Я ее вовсе не знал.

– Уверены?

Спенсер сделал вдох и выдох. Уверен ли он?

У него сохранились достаточно отчетливые воспоминания о той весне, когда пропала Ребекка Тролле. Было много работы, к тому же они с Фредрикой встречались все чаще. Дома в основном царило молчание, с Эвой они все сильнее отдалялись друг от друга. Стало быть, он все усерднее посвящал себя работе, проводил время вне дома и все больше вечеров с Фредрикой в квартире на Эстермальме.

Вероятно, та весна была одним из лучших периодов за всю его взрослую жизнь.

Но Ребекка Тролле, вписывалась ли она во всю эту картину? Неужели она промелькнула в его жизни в ту весну – да так быстро, что задним числом он не мог вспомнить ее? Он порылся в памяти, чувствуя, что там скрываются события, которые он мог бы извлечь на свет божий.