Пешеход посмотрел на него рассеянно, выпростал пустые руки и что-то сказал.
– Че-го? – переспросил Марат, не веря.
– Курить не будет? – растерянно улыбаясь, повторил пешеход.
– Вот ты красава… – начал Марат и замолчал. Захлопал по куртке, вытащил пачку, протянул прохожему и сказал: – Ты вообще в порядке? Может, подвезти?
– Да не, спасибо. Уже подвезли, – ответил тот, выковыривая сигарету из пачки. Далось ему это дело с трудом, дальше легче не стало. Он тупо посмотрел на сигарету и сказал, засмущавшись:
– А огоньку?
– Так есть хочется, аж переночевать негде, – буркнул Марат, окончательно успокоившись, и принялся обхлопывать себя в поисках зажигалки. Аплодисменты оказались бурными и продолжительными. Зажигалка нашлась в специальном кармашке джинсов, очередь которого, как всегда, пришла последней.
– На. А ты, братёк, совсем звонкий, а?
Смертничек сказал:
– Елки. Я ж курить бросил. Извини, ладно?
И заозирался, видимо, только сейчас заметив, где находится.
Марат кивнул, забрал у него сигарету, повертел в руках, кинул в полосы жеваного снега под ногами и уточнил:
– Давно бросил-то?
– Да это… – рассеянно сказал смертник и завис. – Давно. Ага. На Новый год как раз. Десять лет, значит, будет.
– Так ходить через дорогу будешь – не будет, – пообещал Марат. – Айда отвезу куда скажешь.
– Да не, спасибо. Я тут договорился, – сказал он и показал куда-то в сторону пустыря.
– Ну смотри. Договорился – держись. Удачи.
Соболев, глядя на удаляющийся
А ведь нельзя. Нельзя показывать эту бумажку никому на свете, включая самое разначальство, жену, любимых племянников и провереннейших братьев по оружию. Никому нельзя сдавать этого человека. И самому нельзя помнить любые подробности и все мусульманские имена, начинающиеся на Н.