— Что ты делаешь? — удивилась Терез.

— Хочу, чтобы они пришли. Волки.

— Зачем.

— Хочу их увидеть.

Повисла пауза, а потом Терез произнесла:

— Вон они идут.

Тереза прищурилась и попыталась отыскать волков среди деревьев или за камнями, но так никого и не увидела. Обернувшись к Терез, она собиралась попросить ее указать, где же волки, но поняла, что подруга смотрит в сторону дороги. Остальные девочки единой группой шли по направлению к ним.

— А я думала, ты волков увидела.

— Мы сами — волки. Ты же говорила, — напомнила Терез. Да, говорила. Но сейчас стая, крадучись пробирающаяся к загону, походила на волчью не больше, чем Тереза — на волчицу. Девочки уселись в тесный кружок вокруг Терез. В воздухе стоял неслышимый вой. И от всех без исключения исходил один запах — подавленности и ноющей боли.

Выяснилось, что у других неделя прошла примерно так же, как у нее самой. Все началось с бурлящего и искрящегося ощущения близости ко всему вокруг. Казалось, ощущение это не исчезнет никогда, но постепенно оно ушло, сменившись ознобом и отчаянием.

Как и Тереза, девочки почувствовали облегчение, оказавшись вместе, но сейчас их голоса звучали едва слышно. Блеклые тени голосов.

«…Казалось, вот наконец… Когда оно исчезло, я увидела себя… Что я — пустое место… Ничего выдающегося не сделала и вряд ли сделаю… Будто я невидимка… Меня никто и не вспомнит… Все пропадет… Кажется, я слишком мала, чтобы меня услышали… Когда оно исчезло, ничего не осталось…»

Так продолжалось минут пять. Они тихонько ныли, пока Терез вдруг не прикрикнула на них: «Тихо!»

Разговоры резко оборвались. Выставив вперед ладони, будто пытаясь остановить несущийся на нее поезд, Терез прокричала еще раз: «Тихо! Тихо!»

Если б девочки могли навострить уши, как звери, они бы сейчас это сделали. Они сидели тесной группкой вокруг Терез и нетерпеливо потягивались, переглядываясь. Они ждали от нее слов, которые освободят их от этого гнетущего состояния. Предложение, приказ, выговор. Что угодно.

Когда Терез открыла рот, девочки уже были настроены услышать от нее очередную кратко сформулированную и неоспоримую истину. Поэтому им потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Терез поет.

Тут большинство девочек узнали мелодию. Даже если они не помнили слов куплета, припев знали абсолютно все. Чистейший голос Терез послужил им камертоном, настроив всех на нужный лад.

Терез пропела всю песню целиком, а девочки вторили припеву. Музыка стала для них морфином. Растворяясь в чудесных звуках, они переставали чувствовать боль. Пока длилась песня, бояться было нечего. Когда они замолчали, издалека послышались аплодисменты.