Амайя на полной скорости гнала маленькую «микру» по дороге, ведущей к кладбищу. Миновав его, она начала считать усадьбы, потому что запомнила, что дом Виктора был третьим слева. И хотя сам он не был виден с дороги, на повороте к нему стоял столб, служивший ориентиром. Она сбросила скорость, чтобы случайно не проскочить этот столб, и тут же увидела на обочине шоссе «мерседес» Флоры. Ведущая к дому дорога скрывалась в роще, которая в темноте показалась ей непроходимой. Она припарковала «микру» сразу за машиной сестры, убедилась, что в салоне никого нет, и в который уже раз прокляла блестящую идею поменять автомобиль. Теперь все ее снаряжение находилось в ее собственной машине, а не при ней. Она заглянула в багажник «микры» и обрадовалась тому, что жена Ириарте оказалась достаточно предусмотрительной, чтобы возить в нем небольшой фонарь, пусть и с подсевшими батарейками.

Прежде чем углубиться в лес, она набрала номер Хонана и с некоторой оторопью обнаружила, что покрытия в этом месте нет. Она попробовала связаться с комиссариатом, затем с Ириарте. Безрезультатно. Она начала пробираться между сосен с низко нависающими ветками. Хвоя, толстым слоем устилающая землю, затрудняла ее продвижение вперед и делала его весьма опасным, несмотря на то что между деревьями пролегала ведущая к дому тропа. Видимо, местные жители с незапамятных времен пользовались этой дорогой, а Флора, должно быть, узнала о ней, когда сразу после свадьбы какое-то время жила в доме свекров. То, что ее сестра решила добраться до дома через лес, а не посредством подъездной дороги, давало Амайе представление о ее намерениях. Деспотичная и властная Флора сложила два плюс два раньше нее, воспользовавшись информацией, которую ей регулярно предоставлял наивный Фермин, очарованный ее гипнотической литанией из нанесенных ей обид. Амайя вспомнила, как бесстыдно она вела себя во время воскресного обеда в доме тети. Она не только позволяла себе оскорбительные комментарии в адрес погибших девочек, но также громогласно делилась с ними своими представлениями о благопристойности и приличиях. И наконец, она водрузила на стол эти чачингорри, пытаясь отвлечь ее внимание от истинного преступника, от этого мужчины, которого она никогда не любила, но все равно считала себя обязанной о нем заботиться, так же, как ухаживать за амой, продолжать семейный бизнес или каждый вечер выносить мусор.

Флора управляла своим миром посредством дисциплины, порядка и железного контроля. Таких женщин, как она, рождала жизнь в этой долине. Она была одной из etxeko andreak,[45] остававшихся хранить очаг, когда его в поисках лучшей доли покидали мужчины, отправляющиеся в дальние края. Одной из женщин Элисондо, хоронивших своих детей после эпидемий и выходивших работать в поле, не успев осушить слезы. Одной из женщин, которые не отрекались от темной и грязной стороны бытия, а просто умывали и причесывали ее и в до блеска начищенных туфлях отправляли на воскресную мессу.