— Не вздумайте, — произнес Уикенс. Краем глаза Бринк увидел, что англичанин нацелил на него дуло «веблея». — Положите оружие в траву, доктор.

Но Бринк покачал головой.

— Нет, — он сделал шаг навстречу Волленштейну. Револьвер англичанина повернулся вслед за ним. Бринк не стал переходить на немецкий и заговорил с эсэсовцем по-английски.

— Куда улетел тот самолет? — спросил он.

— В Англию, — честно признался Волленштейн. Его голос был исполнен нескрываемой гордостью. — Вместе с моими милыми «могильщиками».

— О боже! — прошептал Уикенс.

Бринк тотчас сопоставил факты.

— Кирн сказал, что вы собирались опылить берег.

— Берег можно опылить потом, — ответил Волленштейн.

— И ваш план сработает?

— Разумеется, сработает, — в голосе эсэсовца слышался вызов.

— Tuez-le![39] — прошипела по-французски Бринку в левое ухо Аликс, обдав его горячим дыханием, в котором, как ему показалось, ощущался запах болезни.

Бринк снова навел на немца пистолет. Он сделает то, о чем она его просит, прикончит этого мерзавца на месте. Даже если в результате мир лишится антибиотика.

— Доктор… — обратился к нему Уикенс. Их игра продолжалась. Стоило Бринку шевельнуть автоматом, как Уикенс наставлял на него дуло «веблея».

— Вы лучше подумайте, что будет, когда они его не получат, — произнес Волленштейн. Он тоже видел автомат и для выразительности тряхнул черным чемоданчиком.

— Убейте меня, и на вашей совести останутся тысячи погибших, — добавил он.

— На вашей, а не на моей, — возразил Бринк и жестом указал на саквояж. Где-то вдали заговорили автоматы. Их рокот становился все ближе и ближе, затем послышались голоса. Громкие и отчетливые, они доносились из гущи деревьев и кустарника вдоль стены, где-то рядом с горящим самолетом.

— Я хочу знать, что стало с мамой, — сказала Аликс из-за его плеча. — Пусть он скажет мне, вылечило ее лекарство или нет.

Впервые за несколько часов ее голос прозвучал холодно и резко.