Принс положил на стол портфель и убрал блокнот. Он не написал ни слова.

– Спасибо, что потратили время, – сказал он. – Полагаю, теперь мы приступим к слушаниям насчет залога, а потом займемся поиском документов, которые могли бы послужить поддержкой в доказательстве требований той или иной стороны, и иными материями. – Он оттолкнул стул и встал.

Таферо медленно поднял голову и посмотрел на Уинстон налитыми кровью глазами.

– Это была его идея, чтобы все походило на картину, – сказал он. – Идея Дэвида Стори.

На мгновение повисло ошеломленное молчание, а потом адвокат тяжело осел на стул и закрыл глаза.

– Мистер Таферо, – начал Принс, – я решительно советую…

– Заткнись, козел! – рявкнул Таферо. – Это не тебе светит вышка.

Он снова посмотрел на Уинстон:

– Я согласен на сделку. Если меня не обвинят за брата.

Уинстон кивнула.

Таферо повернулся к Шорт и указал пальцем. Он ждал. Обвинитель кивнула.

– Договорились, – сказала она.

– Один момент, – быстро сказала Уинстон. – Мы не пойдем на это, если у нас будет только ваше слово против его. Что у вас есть еще?

Таферо посмотрел на нее, и на его лице мелькнула слабая, безжизненная улыбка.

Босх шагнул ближе к стеклу. Теперь Маккалеб видел его отражение в стекле яснее. Он смотрел не мигая.

– У меня есть картинки, – сказан Таферо.

Уинстон заправила волосы за ухо и прищурилась. Подалась вперед:

– Картинки? Что вы имеете в виду? Фотографии? Фотографии чего?

Таферо покачал головой:

– Нет. Картинки. Он рисовал для меня картинки, когда мы были в комнате для встреч с адвокатом в тюрьме. Как все должно выглядеть. Чтобы было похоже на картину.