Добравшись до стен, мы потребовали, чтобы нас принял Великий Магистр тамплиеров, который был предупрежден Вашим письмом о нашем прибытии. Один из кавалеристов поскакал галопом в южную часть города, где поселились рыцари Храма. Нам пришлось терпеливо ждать целый час, пока мы не получили ответ. Робер де Сабле назначил нам встречу у подножия крепостных стен, на высоком выступе скалы, где мы были укрыты от посторонних глаз. Я знаком с ним, поскольку много раз встречался с ним в Риме и Венеции. Поэтому я встревожился, увидев, как он выглядел. Казалось, он постарел на много лет. Сначала я решил, что причина этого — сражения и гнусные казни, свидетелями которых были тамплиеры. Но когда я обнял Сабле и прижал его к груди, не обращая внимания на запах горелого мяса, исходивший от его одежды, я увидел, как покраснели его глаза. И тогда я понял, что он, возможно, совершил что-то еще более непоправимое, чем преступления, совершенные в этой прихожей Ада. Здесь я записал несколько отрывков нашей беседы в тени стен — те слова, в точности которых могу поклясться.
Добравшись до стен, мы потребовали, чтобы нас принял Великий Магистр тамплиеров, который был предупрежден Вашим письмом о нашем прибытии. Один из кавалеристов поскакал галопом в южную часть города, где поселились рыцари Храма. Нам пришлось терпеливо ждать целый час, пока мы не получили ответ. Робер де Сабле назначил нам встречу у подножия крепостных стен, на высоком выступе скалы, где мы были укрыты от посторонних глаз. Я знаком с ним, поскольку много раз встречался с ним в Риме и Венеции. Поэтому я встревожился, увидев, как он выглядел. Казалось, он постарел на много лет. Сначала я решил, что причина этого — сражения и гнусные казни, свидетелями которых были тамплиеры. Но когда я обнял Сабле и прижал его к груди, не обращая внимания на запах горелого мяса, исходивший от его одежды, я увидел, как покраснели его глаза. И тогда я понял, что он, возможно, совершил что-то еще более непоправимое, чем преступления, совершенные в этой прихожей Ада. Здесь я записал несколько отрывков нашей беседы в тени стен — те слова, в точности которых могу поклясться.
Я начал с того, что сказал ему:
Я начал с того, что сказал ему:
— Умоляю вас во имя Христа, Робер, ответьте прямо на вопрос, который я сейчас вам задам. Открывали вы или нет то евангелие, которое мне поручено отвезти в Рим? И если вы совершили это преступление — открыли его, то не в нем ли причина этого разгула ненависти и безумия? Если я прав и вы, Робер, действительно прочитали эти страницы, которые ничьи глаза не могут прочесть, не пострадав, следует опасаться, что вы разбудили силы, мощь которых превосходит ваши возможности. Я вас слушаю. Вы совершили непоправимое или нет?