Оторвав глаза от экземпляра «Дейли мейл», портье взглянул на меня:
— Вы номер бронировали?
Тысячу раз, твою мать!
— Генри Форрестер в каком номере остановился?
— Номер семнадцать, второй этаж. —
Великолепно, мать твою, опять ступеньки.
Пыхтя и отдуваясь, я поднялся на второй этаж, задержался на секунду, чтобы перевести дух, и похромал по темному коридору. Дверь в его дальнем конце была раскрыта настежь, на по-тертой коричневой краске выделялась медная цифра семнадцать. На ручке висела табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Из номера доносились звуки телевизора — сопливый женский голос бубнил что-то о процентных ставках.
Вот черт, они еще и телевизор смотрят — как будто все время мира у них в запасе. Как будто мою маленькую девочку не должны убить в пять часов.
Вот дерьмо.
Похромал по коридору.
— Генри Форрестер, чертов сукин сын, тащи сюда свою ленивую пьяную задницу, немедленно…
В дверях появилась Элис — обнимает себя обеими руками, нижняя губа трясется, на кончике носа блестит капля.
— Эш…
Я остановился:
— Где он?
Она посмотрела на вытертый ковер:
— Его больше нет. — В тусклом свете блеснула слеза, капнула на носок красных кедов.
— Что ты имеешь в виду, он что… — Нет. Оттолкнув ее в сторону, прошел в комнату.