От этого воспоминания размягчилось его сердце и безумное отчаяние уступило место слезам. После долгой паузы, обернувшись к ней и взяв ее руку, он проговорил более спокойным голосом:

— Эмилия! скажите, как можете вы вынести мысль о разлуке? Как можете оттолкнуть сердце, обожающее вас? Правда, это сердце заблуждалось, страшно заблуждалось, но оно никогда не перестанет любить… Вы это сами знаете!

Эмилия не отвечала ни слова, только плакала.

— Как можете вы, — продолжал он, — как можете вы забыть наши былые дни счастья и доверия, когда у меня не было ни единой мысли втайне от вас, не было ни единой склонности, ни единого наслаждения, которых я не делил бы с вами?

— Ах, зачем трогать воспоминания об этих днях, — сказала Эмилия, — если вы не можете научить меня бесчувственности, чтобы равнодушно вынести это испытание? Я не хочу упрекать вас; если бы я хотела, я не проливала бы этих слез. Но зачем еще более растравлять свои страдания, вспоминая о ваших прежних добродетелях?

— Быть может, я не навсегда лишился бы этих добродетелей, — сказал Валанкур, — если бы ваша любовь осталась неизменной: ведь она питала и поддерживала мои добрые качества; но, право, я боюсь, что вы уже потеряли способность любить, иначе счастливые часы, проведенные вместе, оказали бы на вас действие, и вы не могли бы отнестись к прошлому так равнодушно! Но зачем я терзаю себя воспоминаниями? зачем я вообще остаюсь здесь? Ведь я погиб! Было бы безумием втягивать вас в свою погибель, даже если бы сердце ваше до сих пор принадлежало мне? Не хочу дольше тревожить вас. Но, прежде чем уйти, — прибавил он торжественным тоном, — позвольте мне повторить, что какова бы ни была моя судьба, что бы мне ни суждено было выстрадать, я всегда буду любить вас… любить самой нежной любовью!.. Я ухожу, Эмилия, я прощаюсь с вами навеки!..

При последних словах голос его задрожал, и он в бессилии опустился на стул. Эмилия была не в силах удалиться, или даже сказать ему последнее «прости». Все впечатления от его преступного поведения и безумств почти изгладились из ее памяти, осталось только одно сознание глубокой жалости и горя.

— Вся твердость моя исчезла, — проговорил, наконец, Валанкур, — я уже не в силах бороться. Я не могу покинуть вас, не могу произнести «прощай навеки». Скажите мне, по крайней мере, что вы согласны еще раз увидеться со мной!

Сердце Эмилии почувствовало некоторое облегчение от этой просьбы, и она старалась внушить себе, что ей не следует отказывать ему. Но она со смущением вспомнила, что она гостья в доме графа, которому может не понравиться посещение Валанкура. Однако скоро одолели другие соображения, более сильные, и она дала Валанкуру согласие на второе посещение, с условием, однако, чтобы он не считал графа своим врагом, а Дюпона своим соперником. После этого он ушел, с сердцем до того облегченным дарованной отсрочкой, что почти утратил сознание своего прежнего несчастья.