— Когда я устану, ваше сиятельство, — отвечал Людовико, — я не побоюсь заснуть; а пока у меня есть книга, которая позабавит меня.

— Прекрасно, — сказал граф, — надеюсь, ничто не потревожит тебя; но если тебя серьезно что-нибудь испугает, то приходи ко мне, прямо в спальню. Я слишком доверяю твоему здравому смыслу и мужеству, чтобы думать, что ты струсишь каких-нибудь пустяков, поддашься впечатлению этих мрачных хором или их отдаленности от других, чтобы уступить каким-то воображаемым страхам! Завтра я отблагодарю тебя за оказанную тобой важную услугу; эти комнаты будут отперты настежь и моя челядь убедится в своем заблуждении. Покойной ночи, Людовико; приходи же завтра рано утром и помни, что я говорил тебе.

— Буду помнить, ваше сиятельство; покойной ночи и вам; позвольте посветить вам.

Он проводил графа и Анри по всему ряду покоев до наружной двери. На площадке лестницы стояла лампа, оставленная одним из перепуганных слуг; взяв ее в руки, Анри еще раз попрощался с Людовико; тот почтительно ответил на привет молодого барина, затворил за ним дверь и запер ее на ключ. Затем, направляясь в спальню, стал оглядывать комнаты, по которым проходил, с большей тщательностью, чем прежде; он опасался, не спрятался ли там кто-нибудь нарочно, с целью испугать его. Но кроме него самого там не оказалось ни души; оставляя отворенными все двери, через которые проходил, он снова попал в большую гостиную, размеры которой и мрачное безмолвие внушали ему трепет. С минуту он стоял неподвижно, оглядываясь назад на длинную анфиладу пройденных комнат; повернувшись, он увидел свою собственную фигуру, отраженную в большом зеркале, и вздрогнул… Смутно виднелись и другие предметы в темной поверхности стекла, но он не останавливался рассматривать их, а поспешно вернулся в спальню; заметив дверцу в смежную каморку, он вошел туда. Там все было тихо. Глаза его остановились на портрете покойной маркизы; долго он рассматривал его со вниманием и некоторым изумлением. Обшарив все углы в чулане, он вернулся в спальню и развел в камине яркий огонь; это несколько ободрило его и подняло его мужество, которое уже начинало падать, под влиянием мрака и безмолвия, нарушаемого лишь завываниями ветра. Людовико придвинул столик к огню, вытащил из корзины бутылку вина и кое-какую холодную провизию и принялся закусывать. Покончив с ужином, он положил свой меч на стол; ему еще не хотелось спать, и он вынул из кармана принесенную с собой книжку. Это был сборник провансальских новелл. Помешав огонь, так что в камине вспыхнуло яркое пламя, он поправил лампу, придвинул кресло к огню и погрузился в чтение; скоро все его внимание было поглощено повестью.