Осушив слезы, она еще раз устремила взор на пейзаж, возбудивший в ней эти горькие размышления, и заметила, что она проезжает как раз по тому самому берегу, где она прощалась с Валанкуром в то утро, когда уезжала из Тулузы; сквозь слезы она опять увидела его перед собою, каким он явился ей, когда она выглянула из экипажа, чтобы проститься с ним в последний раз, увидела его печально прислонившимся к высокому дереву, вспомнила устремленный на нее взгляд его, полный нежности и тоски. Такое воспоминание было слишком невыносимо для ее сердца: она в бессилии откинулась на спинку экипажа и ни разу не выглянула из окна, пока экипаж не остановился у ворот дома, теперь уже ставшего ее собственностью.

Ворота отворил слуга, оставленный при замке. Въехали во двор; Эмилия, выскочив из экипажа, торопливо прошла по обширным сеням, теперь безмолвным и пустынным, в дубовую гостиную, любимую комнату покойной г-жи Монтони. Там вместо того, чтобы быть встреченной самим г.Кенелем, она нашла его письмо, извещавшее ее, что важные дела заставили его за два дня перед тем уехать из Тулузы. Эмилия не особенно огорчилась отсутствием своего родственника. Неожиданный отъезд, по-видимому, указывал на его прежнее равнодушное отношение к ней.

В том же письме говорилось о том, что уже сделано им для ограждения ее интересов; в заключение он давал ей инструкции относительно выполнения некоторых формальностей.

Нелюбезность г.Кенеля недолго занимала ее мысли; они опять обратились к тем лицам, которых она когда-то привыкла видеть в этом доме, в особенности к несчастной заблуждавшейся г-же Монтони. Вот здесь, в этой самой комнате, они вместе завтракали утром перед отъездом в Италию; вид этой комнаты невольно пробудил в ней воспоминание о терзаниях, выстраданных ею в то время, и о веселых планах будущего, которые составляла ее тетка. Тут глаза Эмилии невольно обратились к большому окну, выходившему в сад, и в ее сердце проснулись новые воспоминания: перед нею расстилалась та самая аллея, где она прощалась с Валанкуром, накануне ее отъезда; вспоминались ей вся нежность, весь восторг, с каким он мечтал о будущем счастье, его горячие просьбы, чтобы она не отдавала своей судьбы в руки Монтони, вспоминалась искренность и честность его привязанности… В эту минуту ей вдруг показалось почти невозможным, чтобы Валанкур сделался недостойным ее уважения; она усомнилась во всем дурном, слышанном о нем, и даже в его собственных словах, подтверждавших отзыв графа де Вильфора. Подавленная воспоминаниями, вызванными видом этой аллеи, она отвернулась от окна и опустилась на стул, стоявший возле. Так она просидела, отдаваясь своему глубокому горю, до тех пор, пока не явилась Аннета, принесшая ей кофе.