Прислонившись к фонарю, я смотрю, как она идет по улице, и мне вдруг становится нехорошо. Что-то в этом Толстяке пугает и меня.

Улица уже опустела. На ней только Джейн и Толстяк. Он смотрит, как она приближается, и начинает вытирать свой лоб как сумасшедший. От него просто валит пар. Тони и меня он не видит. Мы смотрим, что она предпримет. Она еще молодая. Шестнадцать. Но свое дело знает. Она останавливается, и некоторое время они стоят, разговаривая. Затем я вижу, как Толстяк вытягивает руку и сует ей палец в вырез блузки. Слышу, как он хихикает, и мне хочется вышибить ему печенку.

— Легче, парень, легче, — шипит Тони, и я соображаю, что начал ругаться вслух.

Этот гад хватает Джейн за талию, и они идут по улице. По тому, как она медлит, видно, что она перепугана до смерти.

— Пошли, Тони, — говорю я и двигаю вперед. Он хватает меня за руку.

— Стой, рано еще. Ты что, хочешь все испортить?

Я заставляю себя расслабиться. Знаю, что он прав. Мы должны ждать. Если Толстяк увидит нас сейчас, все пропало. Я затягиваюсь, как псих, но легче мне не становится. Я уже завелся.

Джейн и Толстяк подходят к переулку в конце квартала и ныряют в темноту.

— Давай! — командует Тони, и ему не приходится повторять это дважды. Мы быстро идем по улице. Мне хочется бежать. Мне холодно. Я просто трясусь. До переулка не меньше сотни миль. Похоже, что мы никогда не дойдем до него.

— Иди нормально, — шипит Тони. — Нормально иди!

Ему легко говорить. Это не его девушка там в темноте.

Время бежит. Я не хочу прийти туда слишком поздно.

В следующий момент полицейский автомобиль выворачивает из-за угла, и два быка выскакивают из него.

— Стойте, вы, двое, — приказывает грубый голос.

— В чем дело, коппер? — интересуется Тони.

— Сейчас узнаешь, парень. Лицом к стене.

— Слушай, коп… начинаю я.

— Пошевеливайтесь!

Что-то в его голосе не оставляет места для спора. Мы подходим к стене здания. Руки вверх, ладони к стене. Бык быстро обыскивает меня. Я чист.

— Где вы были? — хочет знать Грубый Голос.