Вам уже известно, эту рекомендацию я впоследствии применил на практике. Как и многие другие: проводить допросы ведьм в дни церковных праздников, когда сила споспешествующих им бесов ослабевает; раздевать догола и осматривать одежду на предмет скрытых в ней амулетов; сбривать им волосы в интимных местах; вводить в помещение спиной вперед. Впрочем, до всего этого тогда еще было далеко. Передо мной встал другой, вполне практический вопрос: где взять освещенную соль, травы и воск?
Я никогда не был особенно религиозен. Да и не особенно тоже — вообще не был. Мой отец работал в ветеринарной лаборатории, мама была учителем истории — что отчасти объясняет и мой интерес к этой области человеческих знаний и выбор жизненного пути — но, разумеется, никакого религиозного воспитания в нормальной советской семье не было и быть не могло. Согласно неподтвержденной семейной легенде, крещен я все же был: бабушка по материнской линии, тайком от родителей или с их молчаливого согласия, еще младенцем носила меня в православный храм где-то на окраине города. Собственно, этим и ограничилась короткая история моей практической церковной жизни.
Я, как никто другой, могу рассказать кому угодно — да и рассказываю на лекциях — об определяющей роли Церкви в становлении не только государственности, но всего человечества в том виде, в котором иногда предстает оно в лице лучших своих представителей. Собственно, ненависть к Средневековью, которая является основным занятием рожденного Ренессансом секулярного сознания, вызвана прежде всего патологической неприязнью к Церкви, определявшей ценностную парадигму того времени. Я убежден в этом не только как историк, но и как культуролог, даже, если угодно, как мистик, готовый отстаивать доктрину о том, что Дух Святой живет в Церкви с момента ее основания Сыном Божиим и не перестанет жить в ней вовек. Я знаю, что благодать апостольского рукоположения не иссякает, что любой священник, даже самых сомнительных моральных качеств и духовной силы, способен освятить воду и совершить Литургию, во время которой происходит непостижимое таинство Пресуществления Даров. Все так. Но, наблюдая за жизнью современной Церкви, за ее служителями и архипастырями, я давно пришел к неутешительному выводу: Христово Воинство лениво, разобщено и развращено до крайности, разбито без боя, обращено в пассивное бегство, взято в плен страстями и равнодушием. Нет праведного ни одного, нет ни единого, есть только соглашательство с духом века сего и полумеры; никто не горит ревностью, а лишь тлеет, никто ни холоден, ни горяч, а только теплохладен, став плоть от плоти не тела Христова, а от разлагающейся туши мира, лежащего во грехе.