Но дело есть дело, и сегодня я твердо намеревался снова добавить всем беспокойства.

Очевидно, что мне нужен был новый план. С использованием чужих старых дач было покончено; впрочем, недели через две — три с этим в любом случае пришлось бы завязать: весна уже добралась до середины, и в поселках стало бы слишком многолюдно и оживленно. Оставался лес.

В самом углу кладовой я отыскал старую армейскую палатку, которую приобрел для охотничьих вылазок с друзьями лет двадцать назад — когда и ружье — с какого-то военного склада, разворованного, согласно веяниям тогдашнего времени. Солдатская классика: большая, добротная конструкция из металлических стоек и брезента защитного цвета, весом чуть менее сорока килограммов, площадью с небольшую гостиную в дачном доме и высотой в центральной части больше двух метров. Проводить допрос ведьмы, ощущая спиной открытое пространство леса вокруг, я не хотел, а палатка вполне годилась в качестве камеры для дознаний. Да и крики будет хоть немного, но глушить, что тоже весьма актуально. Палатка была летняя, без пола, но я и не собирался в ней спать, а напротив — заниматься тяжелым физическим трудом. К тому же, внутри я был намерен установить некий источник тепла, необходимый, правда, для иных целей, нежели отопление моего импровизированного рабочего места.

Нужно было еще кое-что прикупить. Изменившиеся условия диктовали необходимость применения новых методов и инструментов: в лесу не было ни стульев, ни стен, к которым их можно прибить, ни твердой плоской опоры для стоп, да и молоток требовалось дополнить чем-то еще. В строительном гипермаркете я приобрел небольшой мангал, прекрасный набор стальных шампуров с деревянными ручками, запас древесного угля и полтора десятка толстых металлических прутьев длинной по полметра. Их я планировал использовать для фиксации рук и ног: вбить четыре штуки поглубже в еще не до конца оттаявшую землю и примотать к ним конечности скотчем и проволокой. Так еще удобнее: не надо тащить еще живую ведьму — да пусть даже и мертвую, все равно нелегко — вон из дома и заново привязывать где-то прежде, чем сжечь. Палатку убрал, бензином облил — и готово.

Найти подходящее место оказалось гораздо труднее. При всех достоинствах, моя старая «Волга» все же не джип, а лесные дороги на исходе зимы не отличались от бездорожья: те места, куда получалось заехать, были слишком близко от трассы, жилых домов и туристических баз, а забраться поглубже в лесные массивы не представлялось возможным. Исколесив весь север области до Приозерска, я почти отчаялся и уже был готов отказаться от первоначального плана и попытать счастья в городе, в подвале какого-нибудь заброшенного дома, но потом решил поискать в западном направлении. В итоге искомое обнаружилось довольно далеко, среди лесов и болот, по дороге на Шлиссельбург, не доезжая немного до моста через Неву, которая, удаляясь от Ладоги, течет здесь на юг, чтобы позже, описав широкое полукольцо, направиться на северо-восток, через город, в Маркизову лужу. Я съехал с шоссе на довольно ровный проселок, потом свернул еще на один, гадая, что буду делать, если недовольно рычащая «Волга» со скрежетом сядет днищем на комья мерзлой земли и я застряну тут — и хорошо еще, если сейчас и один, а не позже, со связанной ведьмой в багажнике. Но просека оказалась проезжей, и, выпрямляясь, через два километра упиралась в обрывистый, но невысокий берег лесной речки, узкой, кривой, с черной непрозрачной водой. Лес вокруг, которым заросло сонное болото, был малорослым, унылым, но очень густым: серые, кривые деревья тесно переплетались с кустарником, похожим на колючие шевелюры высунувшихся из трясины огромных кикимор. В километре от берега речки я нашел небольшую прогалину, пригодную для установки палатки, и закрытую от просеки дикими зарослями. Трудно представить, чтобы кому-то понадобилось заехать апрельской ночью на тупиковый проселок среди некрасивого, понурого леса; сюда и летом-то, я уверен, забирались лишь грибники, хотя вряд ли тут можно было собрать что-то, кроме поганок, водянистых больных сыроежек да бледных моховиков. Я посмотрел карту: до поселка с оптимистичным названием «Дружба» чуть меньше трех километров. Звуки человеческого крика в лесу разносятся всего на один. Лучше места нельзя и придумать.