Алина молча стояла перед разверстым круглым отверстием в булыжном полу. Потом наклонилась, с усилием подняла железную, в пятнах ржавчины круглую крышку и с лязгом установила на место. На полу что-то тускло блеснуло. Булавка с головкой в виде цветка аконита лежала у самого края люка. Алина осторожно поддела ее носком туфли и сбросила вниз сквозь решетку. Обвела взглядом крипту, погасила лампочку под потолком, вышла и заперла железную дверь.
Дождь кончился, и омытый от духоты города влажный воздух был чистым, живым и бодрящим. Рваные облака в темном небе спешили за горизонт, как остатки разбитого воинства, открыв торжествующе мерцавшие звезды. Алина посмотрела наверх, вдохнула поглубже и улыбнулась.
В нагрудном кармане заерзал, вибрируя, и запел мелодичным звонком телефон. Алина вытащила аппарат: высветившийся на экране номер был ей незнаком.
— Я слушаю, — сказала она, рассеянно глядя в небо: обрывки туч, темные пространства и звезды.
— Алина привет. Это я.
Голос Гронского донесся издалека, как будто с одной из невидимых глазу планет.
— Привет, — отозвалась Алина.
В динамике зашуршали помехи. Наверное, пролетавший метеорит или комета нарушили хрупкую связь.
— Прости, что так долго не давал о себе знать. Был несколько занят. Мне нужна твоя помощь, мы можем встретиться?
Алина молчала, по-прежнему улыбаясь.
— Алина, ты тут? По-моему, что-то со связью…Алло! Ты меня слышишь?
Она опустила глаза и вздохнула.
— Да. Конечно, я тебя слышу.
ЭПИЛОГ.
ЭПИЛОГ.
Полустанок возникает на мгновение и пропадает во тьме: блестящая от дождя платформа, деревянный павильон с фонарем, пустая скамейка — как чья-то забытая, недожитая жизнь. Карина смотрит в окно, как исчезает во мраке пятно теплого золотистого света.
— Не заметили, что это была за станция? — спрашивает сидящий напротив мужчина.
— Нет, — отвечает она. — Не успела разглядеть.
Карина отодвигается от окна и откидывается на мягкую спинку над полкой, наслаждаясь уютным теплом и полумраком купе. Пахнет бельевой пылью, холодной едой, а еще разогретым железом и дымом от растопленного проводником бака с кипятком в коридоре. За мокрым стеклом в темноте извивается рваными силуэтами лес — черным на фоне темного неба. Иногда он расступается на минуту — другую, и тогда становятся видны поля до самого горизонта, пустыри с одинокими избами или целая деревенька, похожая на стаю сбившихся в кучку испуганных светлячков. Монотонный, ритмичный стук колес успокаивает, как деликатное седативное средство; с каждой минутой поезд все дальше уносит Карину от города, оставшегося позади, в холодной мгле и тумане, похожего на исполинского, потустороннего монстра, от которого ей удалось убежать. Карина чувствует, что может даже уснуть, спокойно и крепко, впервые за долгое время.