Несколько дней ушло на то, чтобы разобраться с записями Филиппа Адлера: Лист, Бетховен, Барток, Шопен, Моцарт. Лара впитывала в себя пояснения.

– По-моему, Адлер неравнодушен к Листу. Расскажите о нем.

– Ференц Лист проявил свою исключительную одаренность еще ребенком. Взрослые восхищались талантом мальчика. Аристократы видели в нем кого-то вроде домашнего любимца. Под конец жизни Лист жаловался, что его считают то ли ловким жонглером, то ли дрессированной собачкой...

– А Бетховен?

– О, это была трагическая личность. Бетховен ощущал себя глубоко несчастным человеком. Находясь на вершине славы, он решил, что все созданные им шедевры ничего не стоят, и начал писать мрачные, проникнутые чувством беды симфонии – «Героическую», «Пасторальную»...

– Шопен?

– Шопена критиковали за то, что он сочиняет музыку только для фортепиано, упрекали в ограниченности...

Через день:

– Лист играл Шопена куда с большим блеском, нежели сам Шопен...

Еще через день:

– Между французской и американской школами всегда существовала большая разница. Французы ценят в музыке чистоту и элегантность, в основе их техники традиционно лежит jeu perle – жемчужная гладкость звучания, которая достигается лишь благодаря твердой кисти...

На каждом занятии они прослушивали какой-нибудь диск Филиппа Адлера, а затем обсуждали. Через две недели Майер сказал:

– Должен признаться, мисс Камерон, вы меня удивили. Не хотите рискнуть, сесть за инструмент?

Лара рассмеялась:

– Рано! Слишком рано. – Она протянула профессору чек. – Благодарю вас!

Теперь оставалось лишь дожидаться возвращения Адлера.

Глава 20

Глава 20

День начинался удачно. Ранним утром позвонил Терри Хилл.