Мы проследовали за ним на крыльцо, где он вызвал свой голубой полицейский «ситроен». Машина затормозила около лестницы, недалеко от тела Анри, прикрытого простыней. Появился инспектор Клеррар.
— Он отвезет вас, — сказал Ле Брев.
Я сбежал по ступенькам в последний раз. Скорее убраться подальше от этого мрачного дома! Эмма следовала за мной по пятам. Только сейчас я увидел, что она все еще сжимает в руке маленькую игрушечную собачонку.
— 32 —
— 32 —
Мы спешили, словно спасаясь от погони. Эмма крепко держалась за мою руку. Я прыгнул на заднее сиденье «ситроена» и попросил ехать к воротам как можно быстрее по этой дороге, на которой меня ловили в первый раз и по которой я вернулся, чтобы обыскать дом. Жандарм распахнул ворота, свет фар выхватил белую руку и камни, выложенные по обочине. Мы пронеслись по деревне Гурдон-сюр-Луп, закрытые дома которого напоминали усыпальницы на огромном кладбище. Шпиль церкви блестел в лунном свете, и я не преминул рассказать Эмме о том, что произошло здесь, о событиях, скрытых, но не забытых, по крайней мере, старой женщиной.
— Эмма, — прошептал я в стремительно несущейся машине. — Эмма, простишь ли ты меня когда-нибудь?
Она вся напряглась.
— Давай сначала найдем их.
Машина развернулась на площади, разбудив котов, чьи глаза светились в темноте, и выехала из деревни в долину, где ничего не росло. Я приоткрыл окно, и мы почувствовали запах эвкалипта. Рука Эммы нашла мою, и она глубоко, всей грудью вдохнула свежий воздух.
— Я рад вырваться из этого проклятого места, — пробормотал Клеррар, уставившись на дорогу.
— Я думаю, что дети все еще у нее, — сказала Эмма.
Если бы это было не ее предположение, а факт! Я боялся, что если их действительно вывезли из имения, то не оставят в живых, чтобы они не дали показания.
Клеррар молчал. Мы ехали сквозь ночь, а на востоке уже появились первые проблески зари. «Господи, надежда наша в годы прошедшие, надежда наша в годы грядущие…» — опять вспомнились мне слова старого псалма.
Мы вырвались из ущелья и подъезжали к плодородным землям долины. Деревня с фонарями на улице, дома с освещенными окнами за занавесками. Теперь вдоль дороги потянулись изгороди из белого камня, огораживающие виноградники и редкие фермы. Предрассветные облака розовели на небосклоне.
— Извини, — вдруг промолвила Эмма. — Извини, что сомневалась в тебе.
— Я люблю тебя, дорогая.
— Что случилось с нами, Джим?
Она прильнула ко мне, маленькое существо в легком жакете, со взъерошенными волосами. Я рассказал ей о своих поисках и о том, как в конце концов додумался обратиться к Эстель. Я был тогда слеп. В конечном итоге есть вещи, которые необходимо прощать.