К десяти часам все места были заняты, зрители плотными рядами выстроились даже вдоль стен. С пятнадцатиминутным опозданием дверь за судейской скамьей открылась, и на пороге возник Люсьен Уилбенкс. Было такое ощущение, будто происходит некое спортивное событие и Люсьен — один из игроков на поле. Возникло острое желание, как на стадионе, освистать его. Вслед за ним вошли два пристава, один из них провозгласил: «Встать, суд идет!»

Судья Нуз в черной мантии быстрым шагом проследовал к своему «трону» и воссел на нем.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он в микрофон, оглядел аудиторию и вроде бы удивился количеству собравшихся. Потом кивнул в сторону боковой двери, пристав открыл ее, и три помощника шерифа ввели Дэнни Пэджита, в наручниках, со скованными цепью ногами, в оранжевом, как прежде, тюремном комбинезоне. Прошло несколько минут, пока его освобождали от оков, потом он перегнулся через барьер и стал шептать что-то в ухо Люсьену.

— Объявляется слушание об освобождении под залог, — сказал судья Нуз, и зал замер. — Надеюсь, оно пройдет в спокойной обстановке и будет кратким.

Слушание оказалось более кратким, чем кто-либо мог предположить.

* * *

Выстрел раздался где-то у нас над головами, и на долю секунды у меня мелькнула мысль, что все мы — покойники. Громкий треск, разорвавший уплотнившийся от людской скученности воздух, заставил зал, и без того взвинченный до предела, замереть в немой мизансцене ужаса. Потом последовала запоздалая реакция Дэнни: он громко хрюкнул, и в зале разверзся ад. Женщины визжали. Мужчины вопили. Кто-то заорал: «Ложись!», и половина присутствующих полезли под кресла, кто-то плашмя плюхнулся на пол, кто-то крикнул: «Его убили!»

Я лишь немного пригнул голову: не хотел ничего пропустить. Все помощники шерифа выхватили табельное оружие и, озираясь по сторонам, искали того, кто стрелял. Они беспорядочно указывали вверх, вниз, туда-сюда.

По этому поводу спорили потом много лет, но я уверен, что второй выстрел раздался секунды через три, не более. Пуля попала Дэнни в грудь, но в этом уже не было необходимости, потому что первая пробила ему голову. Зато один из помощников шерифа, находившийся в передней части зала, увидел, откуда был сделан выстрел. Хоть в этот момент еще ниже пригнулся, я все же заметил, что он указывал на балкон.

Двойная дверь распахнулась, и люди в панике бросились бежать. Посреди поднявшейся истерики я продолжал сидеть на своем месте, жадно впитывая детали происходящего. Помню Люсьена Уилбенкса, склонившегося над своим клиентом. Руфуса Бакли, ползущего на четвереньках к выходу мимо ложи жюри. И никогда не забуду судью Нуза, невозмутимо сидящего в своем кресле и в очки, сдвинутые на кончик носа, наблюдающего за хаосом в зале так, словно подобную картину ему приходилось видеть чуть ли не еженедельно.