Светлый фон
Человек даже не успел осознать того, что он умер, и после смерти в его глазах всё еще стояло выражение недоумения. Второй разрушил этот вневременной пузырь, выйдя из помещения и подойдя к напарнику. Я стрелял, зная, что этого, второго не так-то просто убить. Слишком уж он был массивный, и пули словно застревали в его мышцах. Третий или четвертый выстрел попал в цель, и он завалился набок. Где-то там, в глубине строения была она. И, когда я, приложив достаточно усилий, вытащил тела и сбросил во что-то вроде старого колодца, наступил самый ужасный момент. Я был весь в крови. Темная ткань куртки скрадывала её брызги, но тяжелый запах смерти ничто не могло скрыть.

Ровно четыре дня я искал её. И, если бы не старый долг одного из нужных мне людей, возможно, я так бы и не смог бы найти место, в котором её держали. Было слишком сложно оставаться неподалеку и наблюдать за двумя огромными вышибалами, которым обычно поручали вытрясти из должников деньги, а заодно и дух, если те были несговорчивыми. Ждать — и думать, что уже слишком поздно, это было похоже на медленный огонь, от которого пузырится и плавится кожа. Теперь, когда всё было позади, ноги словно приросли к грубому деревянному полу. Ни шагу вперед, к шаткой перегородке. Она не готова была принять меня таким. Ей показалось бы диким то, что было для меня привычно и рационально.

Ровно четыре дня я искал её. И, если бы не старый долг одного из нужных мне людей, возможно, я так бы и не смог бы найти место, в котором её держали. Было слишком сложно оставаться неподалеку и наблюдать за двумя огромными вышибалами, которым обычно поручали вытрясти из должников деньги, а заодно и дух, если те были несговорчивыми. Ждать — и думать, что уже слишком поздно, это было похоже на медленный огонь, от которого пузырится и плавится кожа. Теперь, когда всё было позади, ноги словно приросли к грубому деревянному полу. Ни шагу вперед, к шаткой перегородке. Она не готова была принять меня таким. Ей показалось бы диким то, что было для меня привычно и рационально.

Чем ближе я становился к ней, тем дальше она уходила. Я видел это в её глазах, слышал в тоне голоса. Она оказалась проницательней Андреа, чтобы позволить появиться подозрениям. И мне было интересно — может ли она так же хорошо видеть мои поступки, как я мог предугадать её. Я знал, что теперь поселился в её голове, всецело занимая мысли, и это доставляло мне удовольствие, похоже на то, что получаешь, приблизившись к заветной цели. Мы оба падали всё ниже и ниже, и чем мрачнее было воображаемое дно пропасти, тем сильнее становилась наша связь. Я не мог отрицать того, что большинство моих поступков были провокацией, попыткой выманить её из того убежища, в котором она прятала свои грани личности.