— Так ты говоришь, пусть решает сам Карл Ли? — переспросил Эйджи.

— Конечно, пусть решает он сам. Он меня нанял, он же вправе выставить меня вон. Однажды Хейли это уже сделал. Не мне же, в конце концов, грозит газовая камера.

— Как, Карл Ли? — повернулся преподобный к нему. Разжав руки, Карл Ли встретился взглядом с Олли Эйджи.

— Эти двадцать тысяч, на что они предназначены?

— Скорее, это уж будет тридцать тысяч, — ответил за него Рейнфилд. — Местные члены ассоциации пообещали помочь еще десятью тысячами. Все деньги пойдут на вашу защиту. Адвокаты будут работать без гонораров. Нам нужно будет нанять нескольких следователей, двух, может, трех психиатров. Мы часто прибегаем к помощи психоаналитика, чтобы лучше представлять, что можно ожидать от того или иного члена жюри. Наша защита обходится недешево.

— Угу. Сколько денег было собрано у нас в округе? — поинтересовался Карл Ли.

— Около шести тысяч, — по-прежнему отвечал Рейнфилд.

— Кто занимался сбором средств?

Рейнфилд посмотрел на отца Эйджи.

— Церкви, — объяснил тот.

— Кто хранил их?

— Мы, — вынужден был ответить Эйджи.

— Ты хотел сказать: ты, — заметил Карл Ли.

— Н-ну, в общем, да. То есть каждый храм сдавал деньги мне, а я клал их на специальный банковский счет.

— Все до последнего принесенного цента?

— Ну конечно.

— Ну конечно. Тогда я спрошу и вот о чем: сколько из этих денег вы передали моей жене и моим детям?

Эйджи начал бледнеть — сначала едва заметно, потом все сильнее и сильнее. В поисках поддержки он окинул быстрым взглядом двух своих коллег, занятых внимательным рассматриванием жучка, ползшего по ковровой дорожке. Помощи ждать было неоткуда. Оба знали, что Эйджи кладет часть собранных денег в карман, а семья не получает ничего. Для святого отца фонд оказался более полезным, чем для Хейли. Рузвельт и Хиллман знали об этом, как знал об этом и сам Карл Ли.

— Так сколько же, досточтимый?

— Н-ну, нам казалось, что деньги…