Она крепко ухватила его за волосы и притянула его лицо к своим губам.

– Зачем?

– Постой, – повторил он и прижался лбом к ее лбу. – Дыхание.

– Я дышу.

– Нет, нет. Я о себе. – Он набрал полную грудь воздуха, потом еще раз. – Ладно.

Она восприняла это как зеленый свет и опять притянула его к себе.

– Нет, я хотел сказать, – он разрешил мучившую его дилемму, схватив ее в охапку и прижав к себе близко-близко. Господи, ну зачем она такая стройная, такая мягкая и изящная? – Ладно. Переведем дух. Сделаем пару вдохов.

Он всегда считал, что у него твердая рука. Твердая как скала. Как рука хирурга. Так почему сейчас у него руки дрожат?

Он схватил ее за плечи и отодвинул от себя на вытянутые руки. Просто смотреть на нее, била в висках мысль, просто смотреть в эти огромные, ослепительные в своей красоте глаза, почти фиолетовые в мягком вечернем свете.

Он напомнил себе, как много ей пришлось пережить. И до сих пор приходится.

– Я не хочу тебя торопить.

В ее сумеречных глазах сверкнула искра, от которой в горле у него мгновенно сделалось сухо.

– Это ты из моей реакции заключил, что ты меня торопишь?

– Не знаю. Может быть. Просто если мы не сделаем передышку, паузу или что-нибудь еще, то мы окажемся голыми на веранде.

– Хорошо.

– Ну, тогда, – он уронил руки и неуверенно шагнул назад, – переведем дух.

– Я имела в виду, хорошо, если будем голыми на веранде.

У него опять перехватило дыхание.

– Рыжик, ты моей смерти хочешь!

– Я понимаю, у меня был слишком долгий период воздержания, но я не слепая и вижу, когда мужчина меня хочет. А если бы не видела, ты мне ясно дал это понять, когда в тот день мы говорили у мамы на кухне за кока-колой.