– О, черт! – Грифф выскочил в сад, окликая собаку.

Форрест усмехнулся и оперся спиной на стойку.

– Мне не нравится думать о том, как моя сестра занимается сексом.

– А ты не думай!

– Да стараюсь. Есть такие люди, – продолжил он, – с которыми сходишься небыстро. Сначала чувствуешь расположение, потом начинаешь дружить. Или не начинаешь. А с другими тебя как будто что-то ударяет. Ты думаешь: «Эй, я тебя помню». Откуда, когда – бог его знает, но щелчок – и все тут. Ты понимаешь, о чем я?

– Да вроде.

– Вот с Гриффом так и вышло. С Мэттом – подольше, но кажется, мы тоже подружились. Причем во многом – благодаря Гриффу.

Форрест достал телефон и набрал номер.

– Я что хочу сказать? Он хороший друг и хороший человек, а потому я тебе скажу, что по сравнению с твоим бывшим он намного ближе к тому, чего ты заслуживаешь. – Алло, шериф? Надеюсь, от ужина не оторвал? – Форрест принялся докладывать и вышел в сад.

После ужина, который удался вопреки тому, что мысли Шелби были далеки от готовки, она отправила Гриффа с Кэлли в сад, погоняться за светлячками. В темноте они уже замерцали желтыми огоньками, а придет июнь – и мириады этих огоньков будут вспыхивать на склонах гор и в лесу.

Лето вступало в свои права, воспоминания о снежной зиме Севера постепенно стирались, пока эта зима не стала казаться чем-то потусторонним и далеким. Чем-то таким, что закончилось, едва начавшись.

Шелби думала о том, как сильно ей хочется, чтобы закончилась и та зима, и принесенные ею проблемы. Ведь частичку этой студеной зимы она умудрилась привезти домой, к этим горящим светлячкам, чудесному «волшебному саду», густой зелени горных склонов. И пусть ее девочка танцует со светлячками под надежным присмотром человека, с которым у нее отношения, а брат отправился разгадывать дальше эту северную головоломку, но тень этой зимы ее не отпускает, она здесь, и не замечать ее невозможно.

Она сбежала из родительского дома в поисках приключений, любви, заманчивого будущего, а вернулась лишенная иллюзий и по уши в долгах. Но это еще не самое худшее, возникли новые проблемы, перед которыми теперь нельзя спасовать.

Уж лучше бы эти миллионы были у нее. Она бы завернула их в блестящую бумажку, перевязала лентой с бантиком и отдала этому Джимми Харлоу без малейшего сожаления.

«Только уйди, – подумала она. – Оставь меня в покое, чтобы я наконец устроила свою жизнь. Она только-только начинает налаживаться».

У Шелби не было ни малейших догадок, что сделал Ричард с этими драгоценностями и марками. Или с вырученными за них деньгами, если он их сбыл. Откуда ей это знать, если она, как теперь выясняется, даже мужа своего толком не знала? На протяжении всех лет их брака он, как оказалось, выдавал себя за другого – точно так же, как сегодня Джимми Харлоу.