– Ой! – Ее осенило, и она чуть не подскочила – Форресту даже пришлось усадить ее на место. – Я же сделала тогда запись в ее книжке! У нас есть эта книжка – «Ваш малыш», знаете? Я записала про фотостудию и одну фотографию вклеила. Могу принести.

– Думаю, пока в этом нет необходимости, мисс Помрой.

– Нелегко признавать, что была дурой, – смущенно проговорила Шелби. – Что тобой вертели как хотели. Я и не догадывалась, что он вор, что обманывает добропорядочных людей, а ведь я жила в этой шикарной квартире, у меня были шикарные шмотки и прислуга – и все это благодаря тому, что он грабил и мошенничал. Я не могу повернуть время вспять и что-то изменить. Принести эту заколку? Я знаю, где она у меня лежит. Вы могли бы вернуть ее владельцу.

– Мы считаем, что эта заколка, одни часы из тех, что вы продали, и некоторые другие изделия общей стоимостью порядка шестидесяти пяти тысяч долларов были украдены у Аманды Люцерн-Брайс, проживавшей в Бакхеде. Дочь обнаружила ее вечером субботы, 14 апреля 2012 года.

– Обнаружила?

– Она упала – или ее столкнули – с верхней ступеньки лестницы в своем доме. И сломала шею.

Кровь отхлынула от лица Шелби, она неподвижно уставилась на агента Боксвуда.

– Она умерла? Ее убили? Ричард? Он был в таком приподнятом настроении! Все смешил Кэлли. Простите, мне надо выйти. – Она резко поднялась, ноги подкашивались. – Простите!

Она кинулась в гостевой туалет и оперлась на раковину. Ее мутило, в желудке все сжалось в ком, но она твердо решила, что рвоты не допустит. Не доведет до этого – и все.

Надо это перебороть. Дышать глубже, и это поможет. Немного подождать и дышать, тогда она сможет выслушать все остальное.

– Шелби! – Форрест постучал в дверь.

– Минутку!

– Я вхожу!

– Дай мне минуту! – огрызнулась она, когда он распахнул дверь. И упала ему на грудь. – Боже! Боже, Форрест! Он же повез нас в ресторан обедать! Он бросил там эту женщину, которую еще и ограбил, явился домой и лег спать. Потом повез нас обедать в ресторан. Заказал шампанского. Он отмечал, понимаешь? Отмечал, а женщина лежала и умирала, пока ее дочь не нашла.

– Да уж. Я все понимаю, Шелби. – Он погладил ее по голове, крепко обнял. – И однажды на ее месте оказалась бы ты. Это я тоже понимаю.

– Как я могла не видеть, кто он такой?

– Но не видела же! И ты такая не одна. Никто не считает тебя как-либо причастной.

– Ты же мой брат, ты и не можешь так считать!

– Никто, – повторил он, опять притянул к себе и посмотрел в глаза. – Никто так не считает. Они просто делают свою работу. Тебе надо будет взглянуть на фотографии похищенных вещей и ограбленных им людей. Расскажешь все, что знаешь. Это максимум, что ты можешь сделать, и ты это сделаешь.