— Понял, — кивнул Рупь-Пятнадцать. — Только не понял, я-то тут при чем?

— А ты нам помочь можешь. К вам ведь милиция не ходит?

— Да не видал пока.

— Ну вот, значит, цыганских собак не тронут.

Рупь-Пятнадцать сдвинул вязаную шапочку на лоб и присвистнул:

— Так вам что — собаку надо спрятать, что ли?

— Догадливый, — проворчал Андрей. Он стоял боком и участия в беседе старался не принимать.

— Собаку. Тарзана нашего, — сказала Аленка.

— А! Знаю я вашего Тарзана. Так его ж в лес увезли?

— А он вернулся! — Аленка рассердилась на себя — из глаз едва не брызнули слезы. Она даже топнула ногой.

— Ну, так какой базар! Спрячу.

— Где?

— Ну, у цыган и спрячу. Алёшку попрошу — цыганенка ихнего. Он паренёк добрый, надежный. Не продаст.

— А где он его спрячет?

Рупь-Пятнадцать снова присвистнул — на этот раз не без самодовольства.

— Да у них двор какой — видела? Как три ваших. Они ж две развалюхи соседние купили, и один участок сделали. А там сараев, стаек, погребов — немерено. У них и тайные норы выкопаны. Они там деньги хранят и разное барахло, которое наркоманы приносят — телевизоры там, видики, камеры, — ну, всю такую халабуду. За дозу все тащат. Даже мамкины шубы.

Рупь-Пятнадцать и дальше продолжал бы говорить, но Аленка внезапно погрозила ему пальцем. Рупь-Пятнадцать мгновенно закрыл рот.

Мимо них, пошатываясь, прошел прохожий, — бывший военный, который жил в самом конце переулка, почти у самого переезда.

Когда он скрылся в конце переулка, Рупь-Пятнадцать нагнулся к Аленке и они начали шептаться.