– Думаю, мы можем выскользнуть отсюда…
– Отойди! – Дэвид Штерн зашипел на мальчика. – Они проникнут сюда!
– Не думаю, что они…
Крышка люка внезапно влетела вовнутрь с металлическим лязгом, и мальчик откатился назад, судорожно моргая и содрогаясь от шока. Десятки рук проникли в их убежище, крючковатые пальцы с черными ногтями хватали воздух, пытаясь вцепиться в пищу. Томми вскрикнул. Дэвид сделал выпад в сторону люка и попытался вытолкнуть медузье сплетение рук обратно в проем, как вдруг серия оглушительных трещащих звуков пронеслась по всей развалине. Дэвид Штерн обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как прямо у него перед глазами возник сущий ночной кошмар.
Стены кабины выгнулись внутрь под давлением внезапного натиска мертвецов, и комбайн затрещал по швам. Заклепки вылетали, как петарды. Запах смерти и гул общего рычания наполнили помещение, в котором кончился воздух. Томми визжал и прижимался к вертикально стоящему полу. Дэвид бешено шарил по кабине в поисках оружия, однако под действием гравитации машина накренилась и обвалилась сама на себя, опрокинув его на пол. Томми повалился на старшего товарища, и они инстинктивно обняли друг друга, а тем временем последний уцелевший кусок лобового стекла разлетелся на части. Ободранные фигуры ломились в кабину. Дэвид толкнул Томми в угол и схватил четырехфутовый покореженный кусок оконной рамы. Ближайший мертвец получил заостренным концом рамы в глаз, обдав Томми Дюпре струями жидкости. Мальчик выл, испытывая смесь первобытного ужаса, ярости и отвращения.
Дэвид замахнулся на следующего, потом на следующего и на следующего, понимая, между тем, что это всего лишь шоу, видимость, созданная для мальчика. У Дэвида Штерна не осталось надежды на то, чтобы отбиться от бесконечного балагана монстров, заполняющих их разбитое убежище. Но он боролся с ними, одного ударяя в висок, другому протыкая глазницу и разрывая нёбо еще одному. Кровь, плоть и жижа заливали кабину, и вскоре тела покрывали весь пол в дюймах от угла, в котором мальчик пытался не плакать громко. Он просто сидел там, его плечи вздрагивали, влажные глаза фиксировали происходящее, а по веснушчатому лицу катились слезы.
Когда старший, наконец, не справился, оступился, повалился назад и упал в нескольких дюймах от мальчика, двое живых отвернулись к стенке. Они не хотели на это смотреть, не хотели видеть, как наступал их конец, причем в жуткой форме бешеной кормежки. Они чувствовали, как нависшие над ними зубастые лица, рычащие, хищные, скрежещущие зубами, опускались к ним – а затем