— Сесть! — орет красавчик на американцев в хвосте самолета. — Руки вверх! Не двигаться, или я немедленно стреляю!

Выглядит гротескно, думает Миша, дрожа от страха, нас 120 пассажиров, кроме того, экипаж… Всего три человека… трое против 120! И никто из нас даже не попытался защищаться, никто! Превосходно сделано, думает Миша. Все так гладко прошло, потому что они вооружены, начали внезапно и все вместе. Значит, действительно, угон самолета, удивляться нечему.

— Где стюардесса? — орет красавчик, оставив компаньона с бизнесменами и вернувшись к пилотской кабине. — Иди сюда, быстрее, или я тебя застрелю!

Блондинка, уже успевшая улизнуть, возвращается к нему, она плачет.

— Не реви, а то я тебя застрелю! Переводи мои слова на немецкий!

Он отдает дальнейшие распоряжения по-английски, светловолосая стюардесса дрожащим голосом говорит в микрофон, голос звучит из бортовых динамиков:

— Пожалуйста, немедленно опустите шторы на иллюминаторах! Немедленно опустить шторы! Кто немедленно не опустит шторы, будет застрелен!

Все сидящие у окон опускают шторы, в самолете становится темно.

— Освещение! — орет красавчик в направлении пилотской кабины. — Включить свет, вы, говнюки!

Свет загорается. Красавчик продолжает орать.

— Пожалуйста, спокойно, — переводит стюардесса. — Не говорить! Ни слова, пожалуйста! Иначе они будут стрелять!

Фантастика, думает Миша. Трое мужчин. А 120 человек делают все, что они прикажут. Без малейшего возражения. Без звука. Так это просто, так просто… Впрочем, все это уже было. В Освенциме, например. Страх — это ключ. Красавчик орет, стюардесса переводит:

— Пожалуйста, выбросьте все твердые предметы в проход! Ножи, расчески, часы, зажигалки, авторучки, шпильки! Быстрее, пожалуйста, быстрее! Кто не выбросит, немедленно будет застрелен! — Твердые и острые предметы летят в проход. Нет ни одного человека, кто бы не послушался. Миша думает: слава Богу, мое маленькое радио в чемодане!

— А теперь паспорта! Всем бросить паспорта в проход! Все паспорта! Быстро, иначе вы будете застрелены!

Летят паспорта. Мише вдруг захотелось и есть, и в туалет.

Звезда рекламного бизнеса Герман Вильке, сидящий рядом с ним на другой стороне прохода, от страха начинает громко молиться:

— Отче наш, иже еси на…

Мужчина в темных очках снова бьет его, на этот раз по затылку.

— Молчи, засранец!

Вильке дрожит всем телом.