В дом Чэппи они вернулись примерно в половине четвертого, вымотанные, но удовлетворенные, как после хорошего секса, после двух бисов и варианта «Затемнение в Грэтли», когда они чуть крышу не снесли с «Касбаха». У Чэппи нашлось несколько банок пива, и она их выдала музыкантам, растянувшимся, как полумертвые, в гостиной. Терри сидел на диване между Ариэль и Берк, Чэппи в плетеном кресле, а Кочевник валялся на золотистом ковре. Устроившийся в зеленом кресле Тру принял пиво с благодарностью. Ночь прошла без инцидентов, и группа «The Five», и агенты, рискующие жизнью по его приказу, — все благополучно вернулись домой. Кроме, конечно, тех, что дежурили в «юконе» перед домом.
Тру пил пиво и слушал разговор. Они устали, да, но были еще заведены, как сами это называют. Терри трепался насчет интродукции, где он вроде бы налажал, а Кочевник ему советовал не брать в голову. Потом Кочевник сел, направил свои лазеры на Берк и сказал, что все-таки она частит в некоторых песнях, а она ответила, что он не прав и ритм тютелька в тютельку выдержан. Он несколько секунд с ней спорил, потом они оба пожали плечами и вернулись к пиву, и тем и кончилось. Но Берк поняла, что надо кое-что в тайминге обдумать заново. Снова возобновилась болтовня, все смеялись, вспоминая, как зверел ведущий певец «Mad Lads» с аккордеоном в руках, и вдруг Чэппи встала и спросила:
— А никто не хочет дернуть на сон грядущий? Что-нибудь покрепче пива?
— Мам, — отозвалась Берк, — не начинай. Уже поздно.
— Это
— Мы можем остаться до одиннадцати, — сказал Тру.
— Ладно, в одиннадцать. Вы, мистер секретный агент! Виски с колой?
— Я… гм…
— С
— Я выпью, — сказал Терри.
— А, черт с ним, — сказала Берк, пожала плечами и откинулась на спинку, положив ноги в кроссовках на журнальный столик и сбросив на пол несколько журналов. — Записываюсь.
— Наш человек. Еще кому?
Тру посмотрел на присутствующих. Такие молодые. Вдруг у него возникло чувство, что он очень далеко от дома, а когда все кончится, домой ему может и не захотеться. Для него эта ночь была восхитительна. Пусть почти вся она была наполнена бессмысленным шумом и едва сдерживаемым хаосом, но все же… вся эта молодость, вся эта страстность, жизнь под одной крышей… это ему просто глаза раскрывало. В его времена это называлось бы «расширением сознания». Если в это верить.
— Мне немного в рюмку, если они у вас есть.