— Это арти-и-исты! — громогласно сообщил Роджер Честер. — Мне такие попадались. Они приходят изменить мир и объявить великие истины, а кончают тем, что живут в машинах и на хлеб зарабатывают, играя на перекрестках. Знаете, что я вам скажу? — Он выдержал паузу — не слишком долгую. — На ваше искусство всем положить с прибором. На ваши откровения. Так было во времена моего деда, и уж точно в наши времена так. Люди хотят развлечься. — Он разделил это слово на три отчетливых слога, будто его гости никогда его раньше не слышали. — Что музыка говорит — им плевать. Они не слушают. Они приходят в бар в пятницу вечером — повеселиться, пива выпить, с парнем или с девушкой познакомиться. А вы тут знаете кто? Звуковой фон, вот кто вы.

Берк положила сапог на стол.

Роджер Честер на нее глянул, но его уносил поток вещания истины, и он решил, что выдаст этим людям то, на что они напросились.

— Суть нашего дела — деньги, — сказал он. — А не искусство. Искусство идет на хрен. Разве что я на нем смогу наварить как следует, и тогда я скажу: принесите мне побольше искусства! Но продавать людям откровения — это работа тухлая. Если это ваше откровение, ваш месседж нельзя замаркировать, упаковать, продвинуть на рынок и продать масштабно, то его — с моей точки зрения, друг мой, — попросту нет.

Вот это второе «друг мой» чуть не столкнуло Кочевника за край. Но он сдержался. Сдержался. Положил руки на колени и крепко сжал пальцы и попытался улыбнуться, но вышла напряженная гримаса. Против развлечения он не возражал. Развлечь публику — ничего плохого в этом нет. Музыка «The Five» и была в основном развлекательная, хороший рок-н-ролл или баллады, но все-таки… слышать, что у них есть граница, черта, которую нельзя переступать, ящик, в котором надо сидеть и быть довольными и даже не пытаться вылезти наружу… Это само по себе было каким-то видом смерти. Смертью эксперимента, смертью благородных неудач от попытки достать слишком высоко. Смертью различения хорошего и плохого в собственной работе. Единственное, чего хочешь, — чтобы тебе заплатили, и домой к телевизору, потому что ничего нет важнее монеты.

— Мистер Честер, — заговорил Кочевник. — Вы же ничего не знаете о нашей музыке. А она та же самая, что была всегда. Месяц назад — вы правы, нас едва ли кто-нибудь знал. Мы работали, у нас были свои фанаты, но…

— И ничего у вас не получалось. Я видел цифры.

— Верно, — сказал Кочевник, продумывая каждое слово. — Так что же поменялось? Мы вдруг стали знамениты и всем этим людям вдруг страшно нужны. И вы хотите впихнуть нас во все гостиные и в каждый айпод — потому что двоих наших музыкантов убили? И еще один в больнице? Но ведь музыка — та же самая. Мы работаем, работаем и стараемся сделать как можно лучше, — и ничего не получаем, не выменяв на гибель наших друзей? — У него сорвался голос. — Вы ничего этого для нас раньше не делали и неправильно было бы делать сейчас. На этом мы все согласились. Группа «The Five» кончилась. Потому что если у нас будет успех, мы хотим, чтобы это был успех нашей музыки, а не гибели наших друзей.