Я частично утратил чувствительность в некоторых зонах живота — без чего, впрочем, вполне можно обойтись.

Мой пенис, слава Богу, оказался вдали от повреждений. Так же как и позвоночник — по сравнению с тем, что могло бы случиться.

Наибольшие потери понес кишечник, пищеварительный тракт. Передние участки пришлось вырезать — они имеют вспомогательную функцию и наименее защищены эволюцией.

Мы, люди, явно вышли из океана — по сути, мы жидкие существа, которых так и хочется раздавить. Если изучить достаточное количество фотографий огнестрельных ранений, можно прийти только к одному выводу: человеческое тело состоит вовсе не из твердых частей, как кости, или плотных, как мышцы, — оно состоит из пятидесяти пяти наваленных друг на друга медуз, которые только и ждут, чтобы встретиться с пулей и выскочить наружу. Все человеческие внутренности стремятся выполнить свое медузье предназначение и вырваться на воздух.

82

82

Выстрелив в Дороти, я стоял и смотрел, как она сгибается пополам. Она делала это как-то не зрелищно, безыскусно: просто свертывалась в клубок, пока не стала совсем крошечной. Особых звуков она не издавала, только хрипела басом, пытаясь вдохнуть воздух. Наверное, уже тогда я обратил внимание, что крови не было. (Наряду со своими менее эффективными мерами предосторожности полицейские одели Алана и Дороти в пуленепробиваемые жилеты.) Но в тот момент я верил, что она умирает. Позже я узнал, что удар этой первой пули о грудную клетку вызвал у Дороти аритмию. Пока я так стоял, размышляя, стоит ли стрелять дальше, или одной пули достаточно, у Дороти начался сердечный приступ. Мне хотелось стрелять. Честно. Я знал, что вторая пуля должна была отправиться ей в лоб, третья — в живот. Затем бы я перешел к Алану: сердце, голова, живот; четыре, пять, шесть; грудь, промах, кишки. Но лица Дороти не было видно — она уронила голову на пустую белую тарелку. Мне были видны только ее волосы. Единственным звуком в зале были ее хрипы.