Я подхожу к нему и пытаюсь понять, дышит ли он. В моей крови уже бурлит адреналин. Меня трясет. Я все же умудряюсь вытащить свой мобильный из кармана, но не удерживаю его, и он шлепается на пол.

Глаза Деметрио становятся безжизненными. Он лежит на полу, и его голова неестественно повернута в сторону. Кровь продолжает течь из его горла по мере того, как его сердце совершает свои последние сокращения, еще не получив сигнала о том, что ему уже следует остановиться.

Мэри смотрит на меня. Ее грудь вздымается и опадает, как будто это какое-то животное, живущее своей собственной жизнью.

— Вы знаете, как… как его зовут? — спрашивает она.

— Дж… Джим, — говорю я, с трудом находя в себе силы что-то сказать. — Джим Деметрио. Ему принадлежит этот дом. Бывший сотрудник ФБР. Он из Питтсбурга.

Она оглядывается на него.

— Черт возьми! — восклицает она. — Вы мне о нем ничего не говорили.

Тяжело дыша, я упираюсь ладонями в колени. Мой телефон, валяющийся на полу, издает звуковой сигнал: это пришло текстовое сообщение от Софи. Я молча его читаю:

С Джимом Деметрио все чисто. Находился за границей бо́льшую часть сентября. Выполнял там какую-то работу в сфере обеспечения безопасности. В тот день, когда были взрывы в Детройте, покупал себе в Питтсбурге автомобиль «порше». Не может быть нашим субъектом.

С Джимом Деметрио все чисто. Находился за границей бо́льшую часть сентября. Выполнял там какую-то работу в сфере обеспечения безопасности. В тот день, когда были взрывы в Детройте, покупал себе в Питтсбурге автомобиль «порше». Не может быть нашим субъектом.

Получается, что Джим Деметрио — это вовсе не наш убийца?.. Что же тогда только что произошло?

Я поднимаю взгляд на Мэри. Она внимательно разглядывает Деметрио — похоже, хочет убедиться, что он и в самом деле мертв.

— Нам нужно пойти посмотреть, что там с агентами, — говорю я. — Возможно, они все еще…

— Нет. — Мэри качает головой, поворачивается и преграждает мне путь к входной двери. Она вдруг становится очень спокойной и такой уверенной, какой я ее еще никогда не видела. — Нет, нет, Эмми. Этого мы делать не будем.

После этих ее слов я сначала чувствую себя запутавшейся, ошеломленной, оцепенелой и сбитой с толку.

А затем моя кровь холодеет.

Мэри пристально смотрит на меня. Мое лицо сейчас отнюдь не такое бесстрастное, как у игрока в покер. Оно у меня никогда таким не было. Поэтому она наверняка заметила изменения его выражения по мере того, как в моем мозгу проносятся, словно метеоры, все те моменты и обстоятельства, на которые я раньше не обращала должного внимания. Мне припоминается то свидетельство о рождении, на которое я наткнулась, когда мы еще только начали искать Мэри Лэйни, и в котором был такой же год рождения, как у Мэри, и место рождения было таким же, а вот имя — другим: не Мэри, а Марти. Мне также приходит в голову, что удары бейсбольной битой по ее лицу могли — и должны были — вызвать гораздо бо́льшие телесные повреждения. А еще мне вспоминается история, которую она начала рассказывать про песенку «Кукарача».