– Да. Если бы это была субдуральная гематома без осложнений.

– Так почему он не очнулся?

– Значит, есть осложнения.

– Например? Что это за «осложнения»?

– Определенно сказать не могу. Я медсестра, а не невропатолог. Осколок кости в мозгу. Или глубокая гематома. А может, случился удар во время операции. У меня нет никакого диагностического оборудования, чтобы уточнить.

– Если он очнется… – начала Кэрол и осеклась на мгновение, хотя лицо оставалось бесстрастным. – Насколько умственно отсталым он будет?

Выражение «умственно отсталый» не употреблялось в разговорах о пациентах с повреждениями мозга, но Харпер понимала, что не время и не место спорить о терминах.

– Может не быть никаких изменений, а могут быть серьезные повреждения. Сейчас я ничего не могу сказать определенно.

– Но вы же согласны, – сказала Кэрол, – что ему уже пора было очнуться? И вы ждали иного исхода?

– Я надеялась на лучшее.

Кэрол медленно, даже сонно, кивнула.

– Вы можете что-то сделать для него?

– С тем, что у меня есть? Не слишком много. Я придумала, как возмещать потерю жидкости – с помощью разбавленного яблочного сока, – но это поможет ненадолго. Если бы лазарет был лучше оснащен, было бы больше возможностей для лечения. И с другими пациентами мне было бы легче. Это я и надеялась с вами обсудить. Я говорила с Джоном…

– Да, – перебила Кэрол. – Я знаю.

– И у него, – продолжала Харпер как ни в чем не бывало, – есть план, как добыть медикаменты…

На сей раз вмешался Бен.

– Я же говорил! – обратился он к Кэрол. – Я же говорил, что Пожарный будет придумывать для нас планы. – Он произнес это спокойно, скучающим тоном, но под безразличием таилась злость.

Харпер начала заново:

– Джон предлагает свою помощь в добыче того, что нам нужно, чтобы лечить вашего отца и обеспечить ему долговременный уход, если он останется недееспособным. Мне кажется, это стоит обсудить.

– Расскажите, – сказала Кэрол.