– Ты даже не знаешь, в какие годы жила помещица Салтыкова!.. С одна тысяча семьсот тридцатого до тысяча восемьсот первого, – заявил Кирилл, перестав смеяться.

Грек широко раскрыл глаза. Было видно: ровным счетом ничего не понимает.

– Взгляни по сторонам. В каком времени мы сейчас находимся?.. – продолжал гость. – Вон у тебя на столике журнал… «Отечественные записки».

– Что с того? Его кто-то забыл здесь, – уже без обиды, только с неослабевавшим изумлением проговорил грек.

– Серость!.. Темнота! Кто меня окружает!.. – воскликнул Кирилл. – Он даже не знает: этот журнал издавался лично Достоевским. К тому моменту, когда писатель родился, Салтычиху давным-давно сожрали черви!.. Как она может здесь появиться?!. Девятнадцатый век!.. Я знаю, грек, ты рассказываешь про меня за глаза: я – кидала и подонок, со мной стоит связываться только в случае, если дело настолько грязное, – никто другой, даже из самых гнусных подонков, на него не согласится… Я умней и образованней вас всех! – Кирилл вскочил со стула и зашагал по зале. – Что это за девятнадцатый век?!. Разве там было так, как здесь?!.

Грек хмыкнул. «Такие, как ты, были всегда, в том числе и там!» – подумал он.

– Вокруг не настоящий девятнадцатый век. Вы все – тупые, необразованные люди. Такие почему-то в наше время достигают наибольшего успеха. Даже девятнадцатый век вы представили таким, как это доступно вашему убогому воображению. С Салтычихой, которая жила чуть ли не за сто лет до этого!

– Уймись… – равнодушно произнес грек, первоначальное изумление которого сменилось презрительным спокойствием. – Когда провернем наше дельце, сможешь потешить свое самолюбие за предыдущие годы. Поэт!.. Подонок! – неожиданно грубо и зло сказал он. – Барон тебе не помешает… – На последней фразе полные красные губы его растянулись в циничной ухмылке. – От дела Дарьи Николаевны тебе все равно теперь не отвертеться… Врешь ты все, умник: она живет именно теперь… Ты – гнусная тварь, Кирилл!

Человечек замер, очевидно, соображая, как поступить после этих слов. Сделал еще шаг. Потом короткий, быстрый шажочек в сторону часов – был как раз напротив них. Выбросив руку, уперся ладонью в стекло дверцы, словно глаза его ничего не видели, в этой темноте он искал опору.

– Э, ты что?! Стекло!.. Разрежешь руку!.. – воскликнул грек.

– Кружится голова, – слабым голосом произнес Кирилл и тут же, теряя равновесие, выбросил в сторону часов другую руку. Ладонь с силой ударилась о стекло. С дребезгом оно лопнуло. Грек увидел, как скользя пальцами по разлому, оставляя на нем кровавые следы, гость медленно опускается на пол.