— Он что, идиот? — и посмотрел на меня.

Я ему сказал:

— Гамарджоба! Рагараха, генацвале? Карги?

По-грузински это означало: Здравствуй! Как дела, дорогой? Хорошо?

Борец посмотрел на меня непонимающе и захохотал:

— Ты что, грузин? Ты у меня спрашиваешь, как дела? Хорошо или нет? Ты у меня спроси, как твои дела. Ты зачем бабу с собой притащил? Ты думаешь, она тебя спасет? Я вас убивать не буду. Я могу просто сказать, и вы вдвоем выпрыгните с балкона восьмого этажа.

Я стоял, когда он зашел. Очень вежливо ему ответил:

— Я не грузин, но я научился ценить грузинскую дружбу. Если в бою друзья — грузины прикрывали мне спину, то бояться не надо. Все знания грузинского языка я уже вывалил. Эта баба — моя женщина, моя жена. Мы нашли друг друга. Теперь все время вместе — в горе и в радости. Скажешь выпрыгивать с восьмого этажа, и мы увидим, других вариантов нет — значит, такая судьба у нас двоих.

Борец замолчал.

— Ты воевал?

— Да. Я подполковник, ранен, дважды контужен, инвалид войны третьей группы. Орден Красной звезды, одиннадцать медалей. Извини, пожалуйста. Мне надо посмотреть в окно.

Я подошел к окну. Она закрыто. Я просто посмотрел в стекло и отошел к своему месту. Борец махнул рукой, и мы все сели.

— Меня звать Гиви.

А дальше продолжил разговор с Коридзе на грузинском языке. Минут через пять этого их оживленного разговора я опять сказал:

— Гиви, извини, — и пошел к окну.

Этого Гиви уже выдержать не мог.

— Что ты там смотришь? Что ходишь туда и сюда. Если с тобой приехали твои люди или менты, то это тебя не спасет. Скажи, что ты там смотришь?

Я абсолютно спокойно ответил:

— Мне сказали, в этом районе очень часто крадут машины. Моя машина под окном. Возвращаться без машины с женой не особо хорошо.

Гиви оцепенел, а потом сказал для Коридзе: